— Руки поднять! Медленно выйти! — произнес я по-немецки и тут же откатился в сторону, чтобы не выстрелили на голос.
Послышался шорох и скрип. Я аккуратно выглянул и встретился глазами с крепким бритоголовым парнем нашего примерно возраста. Он поднимал дрожащие руки, и в глазах его таился катастрофический ужас. Это был совсем не индеец, хотя одет в странную хламиду и покрыт золотистым загаром.
— Выйти на открытое место! — скомандовал я.
Парень медленно поднялся из кустов и начал шагать.
— Где остальные? — спросил я, раскачиваясь и двигаясь, чтобы в меня было сложнее попасть.
Парень помотал головой и рукой показал на дом, делая еще один испуганный шаг.
— Где твое оружие? — спросил я.
Но ответить он не успел. Посреди груди бритоголового на белой хламиде появилось багровое пятно, и он упал.
— Анка, зачем?! — заорал я.
— К нашим беги, идиот! — раздалось сверху из окна под крышей. — Нашел время для допросов!
Она была абсолютно права. Я влетел в разбитый дверной проем и забежал на второй этаж. Тут было пусто — гостиная, шкафы с книгами. Посреди гостиной лежал труп в ночной сорочке с простреленным черепом, а рядом валялся парабеллум. Мертвец был очень стар и смотрел вверх остекленевшими глазами.
— Петька! — послышалось сверху. — Давай сюда!
Я вбежал на третий этаж. Здесь царил беспорядок — перевернутый стол, разбросанные стулья. А на полу лежал древний старик с острой высохшей головой, поросшей редкими седыми волосинками. Рот старика был заклеен скотчем, но глаза открыты. И я бы назвал этот взгляд звериным, но мне приходилось бывать в зоопарке — звери не смотрят так люто. Это был человеческий взгляд, он словно заглядывал в самую душу, обжигая ядом, злобой, презрением, ненавистью и даже каким-то торжеством.
Над стариком стоял Пашка и деловито вязал ему руки скотчем. Тимур сидел в углу под окном, изредка поглядывая на ту сторону двора.
— В первом доме только прислуга и дети, — доложил я. — Анка держит точку на чердаке. Во дворе был молодой бык, охранник. Похоже, всю ночь книжку читал в беседке. Анка его сняла.
— Правильно сделала, — сквозь зубы процедил Тимур. — Это его внук. На каникулы к дедушке приехал, гаденыш.
— У него что, и сын был? — тупо спросил я, уже понимая неуместность вопроса.
— Дочь, — неохотно ответил Тимур. — От Марты. Не наше дело, пусть живет старуха.
— А кто этот был… на втором?
— О, — Тимур усмехнулся. — Это камердинер — особый кадр. Гестаповец, комендант лагеря смерти Хемниц. Прибился к Отто уже после разгрома. У него еще много подвигов, если интересно, напомни потом, я расскажу. Только не при Анке.