— Вы воевали?
— Только по необходимости. Великая Отечественная война, как называл ее Сталин. Я был лейтенантом. Попал в плен и был отправлен в Маутхаузен. Шестнадцать месяцев в концентрационном лагере.
— Чем вы занимались здесь после иммиграции?
— Я ювелир.
— Вы подали прошение в суд о смене имени. Почему вы хотите называться Петр Борисов?
— Это имя, которое мне дали при рождении. Мой отец назвал меня Петр. Это означает — камень, основа. Я был младшим из шести детей и едва не умер при рождении. После иммиграции в США я думал, что должен обезопасить себя, потому что я был на государственной службе в Советском Союзе. И ненавидел коммунистов. Они разрушили мой дом, и я заявляю об этом. Сталин многих моих соотечественников отправил в сибирские лагеря. Я боялся навлечь неприятности на свою семью. Тогда очень немногие смогли уехать. Но перед смертью я хочу вернуть имя, данное мне при рождении.
— Вы больны?
— Нет. Но не знаю, сколько времени еще мне отпущено.
Она посмотрела на старика, стоявшего перед ней. Его фигура была источена временем, но все еще выразительна и красива. Глубоко запавшие непроницаемые глаза, совершенно белые волосы, голос глубокий и загадочный.
— Вы прекрасно выглядите для человека вашего возраста.
Он улыбнулся.
— Вы хотите сменить имя из-за мошенничества, чтобы избежать преследований или скрыться от кредитора?
— Ни в коем случае.
— Тогда я удовлетворяю ваше прошение. Вы снова станете Петром Борисовым.
Рейчел подписала бумагу, приложенную к петиции, и отдала папку клерку. Спустившись с возвышения, она подошла к старику. Слезы катились по его небритым щекам. Ее глаза тоже покраснели. Она обняла его и нежно сказала:
— Я люблю тебя, папа.
Атланта, Джорджия
Вторник, 6 мая, 16.50
— Составьте распоряжение, мистер Катлер, — сказал судья.
Пол быстро вышел из зала заседаний и прошел по коридору в отдел исполнения завещаний графства Фултон. Он располагался тремя этажами ниже Верховного суда, отдельно от всего мира. Никаких сенсационных убийств, выдающихся судебных дел или скандальных разводов. Завещания, трасты>[3]и опеки формировали ограниченные рамки его юрисдикции — приземленные, скучные, со свидетельствами, обычно сводящимися к неточным воспоминаниям и историям о брачных союзах, существующих и выдуманных. Новый закон штата, в составлении которого принимал участие и Пол, позволял в определенных случаях, связанных с наследованием, проводить заседания жюри. Иногда стороны настаивали на этом. Но в основном дела велись старыми судьями, тоже бывшими некогда адвокатами и слонявшимися по тем же коридорам в поисках письменных волеизъявлений.