Теперь миссис Джелф подняла взгляд, но глаза ее, затененные полями шляпы, казались печальными.
— Надеюсь, что так, мисс, — сказала она и вновь отряхнула рукав.
Ее крупные, как у меня, руки, исхудавшие и огрубелые, выдавали в ней человека, претерпевшего много трудов и потерь.
Больше я не расспрашивала и продолжила обход камер. Навестила Мэри Энн Кук, фальшивомонетчицу Агнес Нэш, а затем, как всегда, зашла к Селине.
Мимо ее камеры я уже проходила, когда свернула во второй коридор, но оттягивала визит к ней (как сейчас — эту запись) и, минуя решетку, отвернулась к стене, чтобы наши взгляды не встретились. Я словно боялась сглазить. Я помнила комнату свиданий, и теперь казалось, будто песочные часы готовы отсчитывать мгновенья нашей встречи, но я не желала, чтобы сквозь их стеклянное горло хоть крупинка проскользнула раньше срока. Уже стоя с миссис Джелф перед решеткой, я все еще не смотрела на Селину. Лишь когда надзирательница, повозившись с цепочкой на ремне, замкнула нас в камере и ушла, я наконец подняла взгляд, но тотчас поняла, что в облике Селины едва ли найдется черта, на какой он успокоится и отдохнет. Я видела выбившиеся из-под чепчика волосы, прежде красивые, а сейчас грубо обрезанные. Видела горло, на котором некогда застегивали бархотку; представляла связанные запястья, видела рот, который чуть кривился, исторгая чужой голос. Казалось, на бледной, изможденной плоти смутно проступают все знаки странной профессии, будто следы стигматов на теле святого. Селина не изменилась, но я стала другой после того, что узнала о ней. Новое знание действовало исподволь, словно капля вина на воду в бокале или закваска на пресное тесто.
В груди возникло легкое трепетанье, а вместе с ним кольнул страх. Схватившись за сердце, я отвернулась.
Селина заговорила, и голос ее — слава богу! — был знаком и вполне обычен.
— Я думала, вы не придете, — сказала она. — Я видела, как вы прошли к следующей камере.
Я подошла к столу и потрогала лежавшую на нем пряжу. Ведь нужно проведать и других узниц, сказала я. Заметив, как она отвела погрустневший взгляд, я добавила, что, если угодно, всегда буду заходить к ней в конце своего посещения.
— Благодарю вас, — сказала Селина.
Разумеется, она, как и все другие, предпочитала поговорить со мной, нежели томиться в молчании. Мы обсудили тюремные новости. Из-за сырой погоды в камерах появились огромные черные жуки, которых здесь называют «пиратами»; похоже, такое нашествие случается каждый год. Селина показала пятна на беленой стене, где башмаком прихлопнула с дюжину пришельцев. По слухам, одни придурковатые узницы ловят жуков и пытаются приручить. А другие с голодухи едят их. Кто его знает, правда ли это, но так говорят надзирательницы...