— Ничего, еще увидите, — сказала Селина.
Я улыбнулась:
— Да, пожалуй, нет.
— Какие ваши годы — еще съездите в Италию!
— Может быть. Только, понимаете, я буду уже не той, что тогда.
— Вы будете нынешней, Аврора, или той, кем вскоре станете.
Я не выдержала ее взгляда и отвернулась. Потом Селина спросила, чем же меня так привлекает Италия, и я тотчас ответила:
— Ох, Италия! По-моему, это лучшее место на земле...
Вообразите, сказала я, чем была для меня эта страна после стольких лет работы с отцом, когда в альбомах и гравюрах — черно-белых, сероватых и тускло-красных — я видела все изумительные итальянские картины и статуи.
— Но посетить Уффици и Ватикан, заглянуть в обычную сельскую церковь с фресками — наверное, это все равно что войти в цвет и свет!
Я рассказала о доме на виа Гибеллина во Флоренции, где можно увидеть комнаты Микеланджело, его туфли и трость, кабинет, в котором он работал. Вы представляете?! А увидеть могилу Данте в Равенне! Вообразите место, где дни долги и круглый год тепло! Где на каждом углу фонтан и апельсиновые деревья в цвету, аромат которых заполоняет улицы без наших туманов!
— Люди там простые и открытые. Думаю, англичанка может свободно разгуливать по улицам и ничего не бояться. Представьте искрящееся море! А Венеция?! Город на воде, где нанимают лодку, чтобы куда-нибудь добраться...
Я разговорилась и только потом вдруг осознала, что голос мой громок, а Селина слушает и радостно улыбается. Она стояла вполоборота к окну, свет из которого придавал ее асимметричным чертам резкость и невероятную красоту. Я вспомнила свое первое впечатление, когда потихоньку ее разглядывала, и как потом сравнивала ее с «Истиной» Кривелли... Вероятно, что-то отразилось на моем лице, потому что Селина спросила, почему я замолчала и о чем задумалась.
Об одной картине, сказала я, что висит во флорентийской галерее.
Я надеялась посмотреть ее с отцом и подругой?
Нет, в то время эта картина ничего для меня не значила...
Не понимая, Селина нахмурилась; я больше ничего не сказала, и она, тряхнув головой, рассмеялась.
В следующий раз ей надо будет поостеречься со смехом. Когда миссис Джелф меня выпустила, я покинула зону и дошла до ворот, разделяющих женский и мужской корпуса; меня окликнули, и, обернувшись, я увидела мисс Хэксби, приближавшуюся с каменным лицом. Мы не виделись со дня посещения карцера, и я, вспомнив, как цеплялась за нее в темноте, покраснела. Не смогу ли я уделить ей минутку? — спросила мисс Хэксби. Я кивнула, и она, отпустив сопровождавшую меня надзирательницу, сама открыла решетку.