Всю дорогу я чувствовала в кармане блокнот, превратившийся в странное непереносимое бремя. На переходе в соседний корпус я сняла перчатку и голой рукой коснулась кожаного переплета, который, казалось, еще хранит тепло огрубелых пальцев. Однако вынуть блокнот из кармана я не осмелилась. И достала его, лишь когда захлопнулась дверца экипажа, а кучер хлестнул лошадь; понадобилась секунда, чтобы найти страницу, и еще одна, чтобы подладить ее под свет уличных фонарей. Увидев написанное, я тотчас захлопнула и вновь спрятала блокнот в карман, но всю тряскую поездку держала его в руке, отчего повлажнела кожаная обложка.
Сейчас блокнот лежит передо мной. На странице чернильные брызги и имена: ее, мое прежнее и мое тайное. А ниже вот что:
За весь наш разговор о духах вы так и не упомянули о медальоне.
Неужели вы думаете, они не сказали мне, что взяли его?
Как они потешались, когда вы его искали, Аврора!
Я пишу при слабом пламени оплывающей свечи. Ночь ветреная, сквозняк проскальзывает под дверь и приподнимает на полу ковер. Мать и Прис спят в своих постелях. Наверное, спит вся Чейни-уок, весь Челси. Лишь я не сплю... Я и еще Вайгерс, которая шебаршит наверху в прежней комнате Бойд... Что ее так растревожило? Мне всегда казалось, что ночью дом замирает, но сейчас я будто слышу тиканье всех часов, скрип каждой половицы и ступеньки. Я вижу свое лицо, отраженное в разбухшем окне, но вглядываться в него боюсь. Мне страшно смотреть и за стекло, к которому прижалось лицо ночи. Потому что в ней есть Миллбанк с его густыми-густыми тенями; в одной из них лежит Селина... Селина... которая заставляет меня писать ее имя и с каждым штрихом пера становится все реальнее, обретая плоть и кровь... Селина... В одной из теней лежит Селина. Ее глаза открыты и смотрят на меня.
Видела бы тетушка, где я сейчас! Ибо я в Сайденхеме, в доме миссис Бринк! Она перевезла меня к себе в тот же день, сказав, что лучше мне сгинуть, нежели еще час провести у мистера Винси.
— Забирайте ее, мэм, — сказал мистер Винси, — со всеми бедами, которые, надеюсь, она вам принесет!
А вот мисс Сибри заплакала, когда я проходила мимо ее двери, и сказала, что я непременно прославлюсь. Миссис Бринк увезла меня в собственном экипаже, и когда мы подъехали к ее дому, я думала, что грохнусь в обморок, ибо это невиданная роскошь: особняк окружен садом, к парадному входу ведет гравийная дорожка. Взглянув на меня, миссис Бринк сказала:
— Дитя мое, вы бледны как мел! Разумеется, вам здесь странно.
Она взяла меня за руку и подвела к крыльцу, а потом неспешно водила из комнаты в комнату, спрашивая: