Писатель был среднего роста мужчина, несколько цыганского типа, но красивый, с энергическими черными глазами, с длинными волосами и бородой.
— Извините, — начал он, [обращаясь] к Николаю Алексеевичу, как бы желая, чтобы я вышел, — я пришел к вам по довольно щекотливому делу.
Некрасов пригласил его садиться и сам сел около него. Я отошел к окну.
— Несколько месяцев назад, — проговорил гость, — я обращался к вам с просьбою о деньгах... Моя фамилия такая-то...
— А! Помню, помню, что же вы ко мне не приходили? Я, помню, предложил вам место корректора и послал немного денег, да-да... пятьдесят рублей...
— Я не получал ни письма вашего, ни денег...
— Как так? — быстро спросил Некрасов и, живо привстав, подошел к двери и пригласил нашего известного русского писателя Михаила Евграфовича Салтыкова.
— Что мы сделали по письму такого-то? — спросил он у Михаила Евграфовича, когда тот вошел.
— Мы отослали ему 50 рублей и предложили место корректора.
— Я не получал письма, — возразил гость, собираясь объяснить.
— Неправда, — резко отрезал в ответ Салтыков, — письмо передано вашему товарищу, и есть его расписка в книге. Я хорошо все помню.
С этими словами Михаил Евграфович вышел из залы.
— Это верно, письмо было получено, — оправдывался посетитель, — но не было передано мне... — И он стал рассказывать до конца происшествие.
Некрасов слушал его, опустив голову и произнося только по временам свое гортанное не то «э», не то малороссийское «га!» или «ха!», да еще иногда разводил руками.
Выслушав, Некрасов молча стал прохаживаться по зале. Произошла пауза, подействовавшая на посетителя весьма раздражительно: лицо его сделалось красным, энергичнее, черные глаза блеснули.
— Вы, кажется, не доверяете истине моего рассказа? — спросил он Некрасова. — Вы думаете, что это письмо от товарища — придуманный шантаж, чтобы выпросить у вас еще денег?
— И не воображаю, — апатично отвечал Николай Алексеевич.
Я с нетерпением ждал окончания разговора. По энергическому выражению лица посетителя, по тону и искренности речи я не считал его за шантажиста, но все-таки предполагал, судя по его довольно бедному костюму, что он, не получив нечаянно от Некрасова денег, теперь, в нужде, желал бы получить их вторично, а Николаю Алексеевичу жалко дать их ему вновь или он боится быть обманутым.
— Я кое-как теперь устроился в Петербурге, — заговорил грустным голосом посетитель, — но мне совестно против вас, Николай Алексеевич, что я сейчас не могу отдать вам свой долг. Получил ли я ваши деньги или нет, по своей опрометчивости, для меня все равно. Вы выслали мне их и лишились. Я пришел с целью просить у вас отсрочки и объяснить, в чем моя пред вами вина.