– Конечно, нет, – решительно отказалась Мадлен. – Ты и так была уже ко мне слишком великодушна и щедра.
Эстель настояла на том, чтоб заплатить по счету у Шарля в Ритце, сказав – это подарок ко дню рождения Мадлен, от нее и Ноя. Но как бы яростно ни спорила Мадлен, она знала, что не сможет найти деньги для покупок.
– Тогда купи себе только одну вещь, – не отступала Эстель. – Мы никуда не спешим – давай просто зайдем и посмотрим. На рю де Севр.
Мадлен остановилась на пуловере из шерсти ягненка цвета ляпис-лазури, который, как уверяла Эстель, очень шел к ее глазам – они казались еще огромнее и ярче, теперь, когда ее волосы больше не затеняли их собой; а потом Мадлен обняла Эстель с любовью и благодарностью, но, извинившись, отказалась вернуться с ней на бульвар Осман – было уже довольно поздно, да и потом она вдруг почувствовала сильное и неодолимое желание побыть одной. Она чувствовала, что это и впрямь была новая Мадлен – прежняя Магги-ребенок исчезла навсегда. Это было особенное, волнующее ощущение, и она хотела разделить его с Парижем – городом, который уже дал ей так много: хороших друзей, весьма сносную надежную работу и крышу над головой. А еще – постепенное осознание своего нового, меняющегося и развивающегося «я».
Начался снегопад, но Мадлен так не хотелось накидывать на голову капюшон. Она даже не надела на голову вязаную шапочку. Ничто на свете не заставит ее спрятать свою новую чудесную прическу. Большие влажные белые хлопья мягко ложились на ее волосы, оставляли капельки воды на щеках и холодили маленькие точеные и открытые теперь уши, но какое сейчас ей до этого дело? Внутри у нее все ликовало.
Неожиданно проголодавшись, она обнаружила, что находится рядом с площадью Мадлен, и пошла в Фушон. Она не заходила туда с того самого второго дня в Париже, но сегодня был день ее восемнадцатилетия – сегодня все должно быть иначе. Она стала другой. Мадлен купила два крохотных лотарингских пирожка и слоеное пирожное, потом купила две маленькие коробочки глазурованных орехов: одну – для Эстель, а другую – для мадам Люссак. Прижав к себе покупки и мешочек, в который продавщица положила ее старый пуловер, она быстро пошла к саду Тюильри.
Сумерки уже сгущались над садом, и Мадлен только что смахнула со скамейки мягкий снег, чтоб сесть и съесть пирожки, как увидела мужчину.
Он был всего в нескольких ярдах от нее – так близко, что можно было коснуться его рукой. Высокий и худой – очень худой – немного угловатый, но изящный. Черный пуловер и черные брюки были видны под расстегнутым оливково-зеленым плащом. На нем не было шляпы, и волосы его были прямыми, темными и густыми, а глаза в тусклом свете казались темно-голубыми, с густыми черными ресницами. Сигарета в уголке рта выглядела настолько естественно – словно часть его самого, своеобразное продолжение.