– А откуда Суки?
– Родилась на Сингапуре, но живет в Париже с тех пор, как ей исполнилось пять лет. В свободное время она рисует акварели, и у нее двухлетний сынишка – она приводит его сюда иногда, когда его отец не в настроении заниматься ребенком.
Жорж, один из официантов, круглолицый молодой человек с прекрасными волосами, принес меню.
– Я сам приму у нее заказ, – сказал Антуан.
– А ты тоже поешь со мной? – спросила Мадлен.
– Мне нужно работать, но я тебя обслужу сам. – Он указал ей на карточку в ее руке. – Можно я тебе кое-что рекомендую?
– Пожалуйста, выбери сам.
– Vraiment?[69]
– Absolument.[70]
– Ты простишь, если я тебя покину?
Мадлен откинулась на своем стуле, совершенно счастливая, глядя на Антуана в его привычной обстановке. Пусть Флеретт и не принадлежал ему, но отпечаток его вкуса и стиля лежал на всем. Он принес ей potage cressonnière,[71] подождал, пока она попробует, а потом налил ей в бокал белого вина.
– Это просто мускат – но превосходный. А как тебе понравился суп?
– Очень вкусно.
– Ты не возражаешь, если я опять тебя покину? – Он был заботлив.
– Конечно, оставь меня наедине с супом.
Он принес ей палтус, поджаренного омара, morilles,[72] шампанское и взбитые сливки, она ела потихоньку и смотрела на него. Жорж и Жан-Поль, официанты, время от времени поглядывали на нее дружелюбным взглядом. Сильвия же, хорошенькая длинноволосая брюнетка, смотрела на Мадлен, как ей показалось, с подозрением и, может, даже почти враждебно. Но какое это имело значение? Ничто не могло испортить ей настроение.
– Ça va? – все время спрашивал Антуан, и Жорж предлагал ей пропустить по-нормандски маленькую рюмку кальвадоса между блюдами, но она отказывалась.
Она никогда даже и не мечтала о том, чтоб встретить такого красивого мужчину – и смотреть на него часами, словно он был прекрасным произведением искусства. Глядя на Антуана, занятого своей работой, она восхищалась его сноровкой и изяществом. Чего стоили одни только его руки, красивые, с длинными пальцами. Они были постоянно в работе: выписывали счета, открывали бутылки, расстилали свежие скатерти, раскладывали на колени салфетки, пожимали руки, брали телефонную трубку, открывали и закрывали входную дверь. Он был общительным и очаровательным, хотя и держал себя независимо с посетителями, внимательно и зорко следил за своим персоналом – казалось, он точно знал, когда нужно их по-дружески «подстегнуть», а когда дать им возможность немного расслабиться и наслаждаться своей работой и собой в этой работе. Но весь вечер, каждую свободную минуту, его глаза, эти глаза, которые она уже любила – она знала, что полюбила с той самой первой минуты, как увидела в саду Тюильри – обегали зал, чтобы остановиться с радостью, удовольствием и теплотой на ее лице.