– Я не понимаю, – сказала Мадлен, едва слыша их слова.
– Мы думаем, мадам, что у вашего мужа была врожденная слабость стенок артерии, питающей мозг, и она лопнула, вызвав поражение этой области мозга.
Они говорили ей что-то еще и еще, но она едва ли понимала, что ей говорили. Она хотела знать только одну вещь – выживет ли Антуан? А когда ей показалось, что будет именно так, она ощутила прилив жадной надежды и не хотела знать больше ничего. Она хочет, чтоб с ним опять было все хорошо. Она хочет его прежнего.
– Он слишком молод для этого, – повторяла она с мукой в голосе. – Ему только тридцать три – он всегда был таким сильным и здоровым.
– Иногда такое случается, мадам.
– Да, – сказала она, но ее мозг все еще отказывался верить.
– Вы должны принять это, – сказал ей однажды днем врач твердо. – Я знаю, это трудно, но очень важно. – Вы и ваш муж должны перестать убеждать себя, что это был просто кошмарный сон, который скоро рассеется.
– Я это не могу принять, – в рассерженных глазах Мадлен была горечь и боль. – Мой муж опять станет прежним. Мы должны бороться. Уверена, вы не ждете от нас, что мы сдадимся?
– Конечно, нет, мадам. Просто примите все, как есть.
Сидя у кровати Антуана Мадлен начала разговаривать с ним почти непрестанно. Но если сначала, в первые дни после того, как он пришел в сознание, она говорила только, что любит, обожает его, что он совсем поправится, и все, чего он лишился, вернется к нему, то теперь Мадлен говорила все, что приходило ей в голову. Валентин так ужасно скучает по нему, говорила она, потому что, разве можно найти такого другого хорошего папочку? Папочка всегда был так бесконечно добр к малышу, менял пеленки, кормил, купал его и играл с ним всякий раз, как только мог. Во Флеретт все хорошо – они неплохо управляются без него, но разве может быть все по-прежнему, когда его нет – он так нужен, отчаянно нужен многим людям…
– Спать, – сказал Антуан своим новым, словно пьяным голосом.
– Сейчас, дорогой, – говорила Мадлен и продолжала говорить.
– Уходи, – говорил он, и она видела оголенную боль в его глазах и знала, что он считает ее жестокой в ее решимости и воодушевлении, что он хочет, чтоб она остановилась, но чутье подсказывало ей продолжать. Он так быстро выстроил стену болезни вокруг себя, скрывавшую его страх, что это стало напоминать поражение и приводило Мадлен просто в ужас.
Она спросила, можно ли ей привести с собой Валентина повидать отца, но они сказали, что дети не допускаются в. больницу. Мадлен по секрету шепнула Антуану, что хочет украдкой привести мальчика вопреки всем. На лице Антуана появился ужас, и он так расстроился, что потребовалось немало времени, чтобы успокоить его. Но она продолжала слушаться только своего внутреннего голоса и однажды утром, в самое напряженное время в больнице, когда все были так заняты, она накинула на себя самое просторное старое пальто Антуана, спрятала под ним Валентина, для которого это было восхитительной игрой, вошла в палату, задернула занавески и посадила пухлого годовалого мальчика на кровать мужа.