Мадлен встала.
– Что-нибудь еще?
Гнев просто душил ее, клокотал в ее венах и, казалось, зажег каждый кончик ее нервов. Но этот гнев придал ей и силы.
– Только один вопрос. – Он был задан Стефаном осторожно. – Где скульптура? Я был бы непрочь взглянуть на нее – после стольких лет загадок.
– У меня ее нет, – сказала Мадлен. – А если б и была, сомневаюсь, что подпустила бы вас к ней даже на милю.
– Ты ее продала?
– Я никогда ее не продам.
– А ты не будешь так любезна сказать мне, где она?
– С удовольствием. Она – в банковском сейфе.
– В Нью-Йорке?
– Нет, – ответил Руди, вставая рядом с сестрой. – Какое вам до скульптуры дело?
– А ты ее видел, Руди?
– Нет.
Джулиус улыбнулся.
– Может, ее и вовсе не существует?
– Какое вам до этого дело, Стефан? – Мадлен повторила вопрос брата. – Конечно, она прекрасна и даже бесценна – но вам она вовсе не нужна. Имея все деньги Грюндлей и все эти ваши собственные поганые деньги, почему вы так упорно интересуетесь Eternité?
– Любопытство, – ответил он. – И потом, мне никогда не нравилось, когда меня надувают. Такой я чувствительный.
– Никто вас не надувает, – холодно отрезал Руди.
– И я также не в восторге, когда надувают мою жену.
– Единственный человек, которого всегда надували, это – Магги, – ответил Руди. – И вы это отлично знаете.
– Ах, Магги! – опять улыбнулся Джулиус. – Женщина, которая постоянно меняет имена. Один год – швейцарка, потом вдруг – француженка, а теперь вот – американка.
Он встал и опять обратил все свое внимание на Мадлен.
– Насколько я знаю, власти в этой стране не жалуют фиктивные браки, или я не прав?
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – сказала холодно Мадлен.
– В самом деле?
– Думаю, вам пора уходить, – вмешался Руди.
– А ты, сколько ты платишь за то, чтоб отлынивать от ежегодного призыва в армию? Твой долг гражданина, а?
– Почему бы вам не вернуться в Цюрих и не поразвлечься слегка, выясняя?
– Ох, Руди! – Джулиус протянул правую руку и погладил своего пасынка по белокурым волосам. Руди, весь серый в лице, не шевельнулся. – Ты стал для меня таким большим разочарованием – и для мамы тоже. Бедная мама!
Он посмотрел свысока на Майкла, все еще сидевшего на диване, а потом, взглянув с отвращением на свою руку, достал носовой платок и вытер пальцы.
– Вон отсюда, – проговорил Руди.
– С превеликим удовольствием.
– Какой обаятельный человек, – сказал Майкл после того, как Джулиус ушел.
– Магги? – Руди взглянул на сестру. – Ты в порядке?
– Нет.
– Нет, – согласился он. – И я – тоже. Мадлен села, ее ноги ослабели – теперь, когда отчим ушел.
– Это просто нечто – то, как он действует на меня. Я вижу его только третий раз – с тех пор, как ушла из дома – и все равно по-прежнему в его власти выводить меня из себя.