4 сентября 1968 года я приехал к дону Хуану в Сонору. Выполняя его просьбу, я заехал по пути в Эрмосильо, чтобы купить там баканору — самогонку из агавы. Просьба показалась мне странной: дон Хуан не жаловал выпивку. Тем не менее я купил четыре бутылки и положил в коробку, где лежали остальные подарки старику.
— Ого! Целых четыре! — засмеялся дон Хуан, открывая коробку.
— Я просил всего одну. Наверное, решил, что мне, а это — моему внуку Лусио. Сделай так, будто подарок от тебя.
С Лусио мы познакомились два года назад, тогда ему было двадцать восемь. Высокого роста, под метр восемьдесят, всегда изысканно одетый, пожалуй, даже экстравагантно, если учесть его заработки и сравнить с тем, как одевались его приятели. Большинство индейцев-яки носят армейские рубашки, джинсы, соломенные шляпы и самодельные сандалии гарачи; на Лусио была черная кожаная куртка с бахромой, ковбойская шляпа и сапожки ручной выделки с монограммой.
Лусио обрадовался подарку и тут же унес бутылки в дом. Дон Хуан как бы невзначай заметил, что не дело прятать водку и напиваться в одиночку. Лусио возразил, что у него такого и в мыслях не было — он отложил бутылки до вечера, чтобы распить их с друзьями.
Около семи вечера я зашел к Лусио. Стемнело. Под низким деревцем я разглядел два силуэта: это были Лусио и его приятель. Они поджидали меня и, освещая путь фонариком, повели в дом.
Жилище Лусио представляло собой шаткое сооружение из двух комнат с земляным полом и стенами из прутьев, обмазанных глиной. Дом был метров шесть в длину, опорой ему служили две тонкие мескитовые балки. Крыша, как и у всех домов, — плоская, крытая соломой; впереди — трехметровая