Ступив на холодный пол, я невольно поджал пальцы ног. В голове промелькнуло, в не очень вежливой форме, пара выражений про то, какие же все вокруг нехорошие. Коврик для ног им было трудно положить! Моё недовольство не осталось незамеченным. Из-за спины Строганова, как по волшебству, вынырнуло двое слуг в золотистых ливреях. Первый развернул небольшой свёрток, который нёс в руках, скользнул мне за спину и на мои плечи опустился тёплый байковый халат, с кистями и шелковым поясом . Второй в это время изогнувшись сунул мои ноги в мягкие домашние тапочки, украшенные небольшими меховыми помпонами. Удивлённый столь явной демонстрацией сноровки, я немного замешкался и пропустил мимо ушей вопрос доктора Шестова.
– Что простите? – переспросил я, кивком головы отпуская замерших в ожидании слуг и с блаженной улыбкой укутываясь в халат.
– Ваше Величество, как ваше самочувствие, может, лучше было бы полежать несколько дней в постели? – спросил доктор, склонив голову и напряжённо глядя на меня.
– Нет, уж спасибо. Моего здоровья вполне хватить на эту, не столь уж длинную дорогу, – самонадеянно ответил я.
– Ничего страшного если похороны пройдут без вас, – в этом месте мне послышалось негромкое хмыканье моего воспитателя, – как врач, рекомендую вам отлежаться несколько дней в кровати и дождаться существенного улучшения самочувствия, – продолжил Шестов. Иначе болезнь может усилиться и надолго свалить вас по приезду в Петербург, а может и того хуже…, – он не договорил, но все поняли, что именно хотел сказать мой врач.
– Николай Александрович, ну будет уже вам сгущать краски. Нет, решено! Велите закладывать карету! – ответил я своему врачу.
– Ваше Величество, все готово, – тут же отрапортовал мне сделавший шаг из толпы Рихтер.
– Тогда распорядитесь собрать еду в дорогу, Сергей Григорьевич, – сказал я обращаясь к Строганову. – Перекусим в карете или на следующей станции, когда нам будут перепрягать лошадей. Отправляемся немедля.
Граф изящным кивком показав, что принял моё распоряжение к сведению, вышел из комнаты. Взмахом руки дав понять остальным, что разговор окончен, я отвернулся и принялся собирать вещи в дорогу. Свита тут же, под давление Рихтера и Барятинского, стала утекать из комнаты. Дождавшись пока в комнате остались только слуги, я с их помощью переоделся в дорожный костюм и собрал свой саквояж. Уложив в него джентльменский набор: туалетные принадлежности, нательное бельё, полотенца, письменные приборы. Я вынул блокнот для записей и положил на столик. Быстро обежав глазами свои покои, я взял аккуратно лежащий у изголовья кровати «дневник» и аккуратно положил его вместо блокнота в саквояж. Защёлкнув саквояж и в последний раз проинспектировал свой внешний вид перед зеркалом, я чуть-чуть поправил шейный платок и полностью удовлетворённый проследовал, сквозь открытую предупредительными слугами дверь на первый этаж.