Колобов тихо застонал и разлепил неподъемные веки. Ему тут же захотелось смежить их вновь и по возможности не прибегать к новой попытке созерцания действительности никогда. Ну хотя бы до приезда Цили.
Из этой суровой действительности на него надвигалось полное укоризны аскетическое лицо Дедушева.
- Вий чертов, - сказал Дедушев. - Убить бы тебя за твои дела.
Колобову стало запредельно плохо и жаль себя.
- За что? - прошелестел он, чуть не плача. - За какие дела?
- Ну что ты с собой творишь! - с озлоблением воскликнул Дедушев. - Ты ведешь безобразный, похабный образ жизни! Стоило жене исчезнуть - и ты словно с цепи сорвался!
Колобов с натугой приподнялся на своем одре.
- Тебе этого не понять, - уже связно произнес он. - Ты никогда не был женат. И не будешь. Такие, как ты, обречены на вечную свободу. Но они же ни хрена в этом деле не смыслят! Помнишь фильм "Это сладкое слово - свобода"? Не про тебя. Ты, Дед, раб своей свободы, мученик ее. Бедолага.
- А ты что же подался в невольники?
- И этого тебе не понять. Как сказал мудрец, что имеем - не храним, потерявши - плачем. Дай закурить, а? Там, на столе.
- Не дам! - снова озверел Дедушев. - А вот в морду дам, и с удовольствием!
- Н-ну! - слабо изумился Колобов, подобрал как сумел прихотливо переплетенные конечности и почти сел. - А как ты это сделаешь? Кулаком или чем?
- Уж чем придется. Лучше вставай, не зли меня!
Дедушев был одержим идеей хоть как-то изменить мир к лучшему. Будто мир и так не хорош! Например, изобрести нечто этакое, способное осчастливить всех. Или пусть не всех, но многих. На худой конец, в масштабах родного города, где родился, вырос и обречен был умереть непризнанным. Надо отдать ему должное: он боролся за счастье окружающих, не щадя ни окружающих, ни себя. С этим приходилось считаться.
- О, господи, - Колобов обхватил руками голову. - Ты что же, меня воспитывать пришел? Почти тридцать лет ты преследуешь меня своими рацеями. Будто я преступник какой, алкоголик или, там, гуляю безбожно. Тоже мне, прокурор!
- Я не прокурор, - промолвил Дедушев грустно. - Я твоя совесть.
- Ну и видок у нее, голубушки, - огрызнулся Колобов. - Брюки бы, что ли, погладила с прошлого сезона, или ботинки бы почистила. А лучше новые бы купила.
- Ты на себя посмотри! - парировал тот.
- Не хочу. Вот умоюсь, щетину сниму, кофейцу вдену - тогда и посмотрю. И тебе покажу в назидание.
- Что ты делал прошлым вечером и ночью?
- Не надейся. Никакой клубники. Зашел в гости к Бабьеву, а там как раз четвертого искали для пульки. Ну, и расписали мы ее, родимую. Естественно, пивка трахнули попутно, в меру.