– Погодите, – сказала Ольга, кое-что припомнив. – А кто это давеча пытался опутать меня некоей паутиной, когда я находилась неподалеку от дома камергера? Уж не вашими ли молитвами?
Нащокин поморщился, непроизвольно втянув голову в плечи, словно от удара или резкого окрика:
– Я бы вас убедительно попросил не употреблять впредь слов, подобных последнему, ввиду их абсолютной неприемлемости в нашем кругу…
Услышав такое, Ольга едва не поддалась соблазну продолжить в том же духе: скажем, произнести вслух начало какой-нибудь молитвы, а то и осенить голубчика крестным знамением, чтобы полюбоваться, как его, несомненно, станет корежить. Но, чуть поразмыслив, она пришла к выводу, что от подобных детских забав лучше отказаться сразу, коли уж дело приняло серьезный оборот…
– Не вашими ли трудами? – переспросила она.
– Ну что вы! – энергично запротестовал Нащокин. – Никто и не собирался умышленно и злонамеренно вам вредить. Мы же не звери, новичку все положено объяснить обстоятельно и вежливо, как я это сейчас делаю. Просто… Кое-кто из молодых и отчаянных по живости характера вздумал пошалить, завидев незнакомку, безусловно принадлежащую к иным. Обычная проказа, и не более того. Кстати, для того вам и следует побыстрее освоиться в нашем обществе – чтобы получить точные знания о правилах, жизненном укладе, избежать конфликтов и недоразумений… – Он всмотрелся в Ольгино лицо и сожалеюще охнул: – Ольга Ивановна, быть может, я перегнул палку? И вы решили, что общество наше – нечто вроде казармы? Ничего подобного, круг наш весел и жизнерадостен, у нас есть и свои балы с увеселениями, уж безусловно превосходящими те, что устраивают простецы…
– А если, повторяю, меня ваше общество решительно не привлекает?
Нащокин вздохнул:
– В таком случае вам будет крайне неуютно в Петербурге, душа моя. Я вас не запугиваю, а четко формулирую истинное положение дел. Трудновато вам придется… Вы ведь уже никогда не сможете стать простецом, верно? Ваше нынешнее положение таит столько выгод, привилегий, возможностей, что вы от него ни за что уже не откажетесь, вы, хе-хе, отравлены уже, милочка… Ну, а оставаясь тем, что вы сейчас есть, вы постоянно, ежедневно, ежечасно открыты для самого тесного общения с нами, каковое может носить самый разносторонний характер…
– Вы мне угрожаете?
– Да полноте! Всего лишь предупреждаю. Отношение мое к вам самое благожелательное, я к вам искренне расположен. Новые иные так редки, особенно когда речь идет о столь пленительном создании…
Он придвинулся поближе, чрезвычайно напомнив в этот миг самого обычного стареющего волокиту. Ольга непроизвольно отодвинулась.