Грехи мэра и мужа в черной общей тетради были сгруппированы по принципам Морального Кодекса строителя коммунизма, но ежу было понятно, что основной упор сделан на прелюбодеяние и хищения, благо, что и тех, и других Анной Леонидовной было учтено более чем достаточно.
Председатель комиссии презрительно выпячивал губы и со значительным лицом кивал.
— Ну, подлец, что скажешь в свое оправдание? — спросил он, едва Анна Леонидовна закончила свое обвинение, — Будешь ли утверждать, что невиновен?
— Да чё там говорить, мужики, — сказал плечистый член комиссии в кожаной куртке и черной косоворотке, с хрустом разгрызая зеленое польское яблоко. — К стенке надо ставить эту контру без лишних слов! — Однозначно! — согласился председатель. — Кто еще хочет добавить к сказанному?
— Ко всему сказанному можно добавить лишь девять граммов из моего именного маузера! — хмуро сказал судья в кожаной куртке. — И этот паразит еще пытался занять место губернатора Царицынской области? Той самой области, которую наш вождь и учитель товарищ Сталин своей грудью защищал, пролетарской крови своей не жалея?
— Интриган, однозначно, — сказал председательствующий и налил в стакан газированной воды, которую, однако, не выпил. — Да ты хуже Немцова! Ты хуже Зюганова! Однозначно хуже! Ты — Троцкий!
Неподалеку от Валерия Яковлевича, словно примерная ученица, подняла пухлую ладошку его жена.
— Товарищи! — звонко сказала она. — Разрешите мне своей собственной рукой покончить с этим врагом трудового народа! Дайте мне маузер, товарищи! Клянусь, рука моя не дрогнет!
Губернатор Жухрай достал из-под покрытого кумачом стола громоздкую деревянную кобуру и извлек из нее маузер.
— Позвольте, — растерянно пробормотал мэр.
— Не позволим! — радостно вскричал председатель и зачем-то снял шапочку. — Предлагаю почтить память нашего товарища Валерия Яковлевича Брюсова минутой молчания!
Брюсов испуганно проснулся. Во рту стоял металлический привкус, словно перед пробуждением он сосал ствол маузера. В левом полушарии разгоряченного и немного заторможенного мозга ворочались непривычные и оттого пугающие мысли.
— Аня! — слабо позвал Валерий Яковлевич. Вошла жена, одетая медсестрой, но в высоких с раструбами кожаных сапогах. На крутом бедре ее топорщилась защитного цвета сумка с большим красным крестом.
— Leave me alone; let me be! [2] — сказала она.
Валерий Яковлевич откинулся на подушки. Анна Леонидовна достала из сумки длинноствольный маузер и прицелилась в мужа.
— I get it[3], — сказала женщина.
Валерий Яковлевич испуганно прикрылся пуховой подушкой и замер в ожидании выстрела. «Everything is galling west!»