С тех пор постоянно что-то происходило, детское спокойствие кончилось словно один сезон сменился другим.
Наверное, первым толчком к переменам послужила моя встреча с Софи. Ну а вторым — то, что мой дядя Аксель узнал обо мне и Розалинде. Однажды он, и как нам повезло, что именно он! — наткнулся на меня когда я с ней разговаривал.
Наверное, мы помалкивали о своей способности просто из инстинкта самосохранения. Мы не думали, что нам что-нибудь угрожает. Когда дядя Аксель обнаружил меня за сарайчиком, где я сидел и вслух разговаривал как бы сам с собой, я даже не пытался сделать вид, что играл. Он, должно быть, стоял рядом минуту или две, а я его и не замечал.
Дядя Аксель был рослым мужчиной, не худым и не толстым, но каким-то прочным, и вид у него был такой… закаленный. Мне казалось, что руки у него давно задеревенели, потому-то, он так ловко пилит-строгает. Он стоял рядом, как всегда, опираясь на палку, потому что нога у него неправильно срослась после того перелома. Он слегка нахмурился, сдвинув седеющие брови, но по лицу было заметно, что я его скорее забавляю.
— Ну, Дэви, и с кем это ты болтаешь? Феи, гномы или кролики?
Я покачал головой. Он подошел, прихрамывая, сел рядом, выдернул из стога соломинку и стал ее жевать.
— Тебе скучно?
— Нет.
Он снова нахмурился:
— А не веселее ли было бы поболтать с кем-нибудь из ребят? Наверное, интереснее, чем разговаривать с самим собой?
Я заколебался. Но дядя Аксель ведь был моим лучшим другом среди взрослых. И я сказал:
— А я и не разговаривал с самим собой.
— С кем же тогда?
— С Розалиндой.
Он пристально поглядев мне в глаза.
— Что-то я ее не вижу.
— Нет, тут ее нет, она дома, вернее, рядом с домом, там есть такое потайное место, ее брат сделал домик в рощице, на одном из деревьев.
Сначала дядя Аксель не понял. Он говорил так, будто все это игра. Но после того как я подробно все объяснил, он задумался, замолк. Я продолжал рассказывать, а он молчал, только лицо его становилось все серьезнее. Я кончил. Он несколько минут молчал, потом спросил:
— Значит, это не игра, ты мне правду говоришь, Дэви, мой мальчик, и так пристально, так сурово поглядел на меня.
— Конечно, правду, дядя Аксель.
— А ты никому не рассказывал, совсем никому?
— Нет, это наш секрет, — ответил я, и он облегченно вздохнул.
Отбросив соломинку, он выдернул из стога еще одну, пожевал ее в раздумье, выплюнул и снова посмотрел мне прямо в глаза.