— «… и на каждой ступне должно быть пять пальцев» — процитировал он. Помнишь?
— Да, — неохотно признал я.
— Ну вот, каждая часть определения Нормы так же важна, как любая другая, и если ребенок в чем-то отступает от Нормы, значит, у него нет души. Он сотворен не по образу и подобию Господа; это просто имитация, подражание, и потому в нем допущена ошибка. Только Господь может сотворить совершенство. Отступления могут выглядеть совсем как мы, но они все же не люди, они другие.
Обдумав его слова, я возразил.
— Но Софи-то не другая — лишь в этом!
— Станешь старше — поймешь. Ты уже знаешь определение Нормы, ты ведь сразу понял, что Софи отклоняется Почему же ты не рассказал о ней отцу — или мне?
Я рассказал ему свой сон. Инспектор помолчал, потом кивнул:
— Ясно Но человеческие Отступления — не то что животные.
— А что с ними делают? Он уклонился от ответа.
— Знаешь, мне положено включить твое имя в свой список. С другой стороны, отец уже крепко тебя наказал, так что я, может быть, и не стану. Однако дело серьезное. Дьявол, посылает к нам Отклонения, чтобы совлечь нас с пути истинного. Иногда ему удается сделать почти точную копию человека, так что нам приходится постоянно следить за малейшими недостатками. Увидишь ошибку, даже самую крошечную, — немедленно сообщи Запомнишь?
Я несмел взглянуть ему в глаза. Инспектор-лицо важное. Но я не верил, что Софи послал сам дьявол. И не понимал, при чем тут маленькие пальчики — на ее ногах.
— Софи ведь была моим другом — лучшим другом, — сказал я.
Инспектор продолжал смотреть на меня, потом покачал головой.
— Преданность — дело хорошее, и все же бывает так, что человек ее неверно понимает. Когда-нибудь ты осознаешь, что нужно быть преданным одному делу чистоте расы…
Тут дверь отворилась, и вошел мой отец.
— Их поймали! — сообщил он инспектору, с отвращением взглянув на меня.
Инспектор сразу вскочил, и они вышли.
Я уставился на закрытую дверь, трясясь от стыда. Слезы покатились из глаз, я зарыдал и никак не мог остановиться, забыв даже про больную спину. Новость, сообщенная отцом, оказалась куда болезненнее. Сердце так сжалось, что было не вздохнуть.
Но вот снова отворилась дверь, я быстро отвернулся к стене. На плечо мне опустилась рука, и голос инспектора произнес:
— Ты ни при чем, старина. Их случайно остановил патруль — миль за двадцать отсюда.
Через пару дней я сообщил дяде Акселю:
— Я хочу убежать из дома.
Он прервал работу, задумчиво глядя на меня:
— Я бы не стал, обычно это плохо кончается. Куда ты собрался?
— Да я вас хотел спросить. Он покачал головой: