Джастин сидела на шестнадцатом этаже в комнате для совещаний вместе с генеральным директором «Пресижн инструментс» Винсентом Барри (Господь – истинный комедиограф), с его юристами, его экономистами и штатным судебным поверенным. Король пинцетов унаследовал преуспевающее дело, но столкнулся со спадом спроса на стальной инструмент, слишком много потратил на расширение присутствия на рынке хирургического оборудования, а потом оказался на мели и не смог провести модернизацию. Во время совещания в Питтсбурге во вторник брокер из Филадельфии убедил его продать дело по частям. Сегодняшние обсуждения в здании «Пэкер Брибис» были посвящены полной ликвидации.
Джастин не знала почти ничего про Никки Лукаша. Он родился в Бостоне, занимался плаваньем, он не ест рыбу. Она полагала, что он католик, но он об этом никогда не говорил, да и ни о чем другом, если она не начинала разговор первой. В каком-то смысле ей казалось, что даже Митча она знает лучше, чем Никки, – странно, учитывая, что она недавно спала с ним (даже если это заняло всего полторы минуты) и, может быть, носит сейчас его ребенка.
Ой! О чем это она думает?
Винсент Барри был лысым мужчиной с мясистым белым лбом и привычкой вставлять в свою речь «это» где ни попадя:
– Мой, это, брокер сказал, что, это, во-первых, следует продать питтсбургские заводы, – бубнил он взволнованно. Барри не выглядел бы так ужасно, даже если бы полностью облысел, – у него хорошая форма головы.
– Простите, но эта мелкая распродажа не имеет смысла, – пришлось вставить Джастин. – Ваше оборудование устарело, цеха в беспорядке, и вы ни за что не вернете вложенных денег. Но если вы сохраните два завода и продолжите производство, то вернетесь на рынок уже через два года.