— Мне кажется, — заметил гоблин, — что вас совершенно не мучают угрызения совести. Вы даже не пытаетесь скрыть это.
— Вы видели меня, — сказал Корнуэлл, — и тоже не остановили. Тут дело гораздо серьезнее, чем кажется.
— Возможно. Вы долго здесь были студентом?
— Почти шесть лет.
— Больше вы не студент. Ученый.
— Особой разницы нет.
— Конечно, — согласился гоблин, — но вы больше не стыдливый школьник. Вы переросли простого студента.
— Возможно, но я не совсем понимаю…
— Дело в том, что Освальд видел, как вы крадете документ, и все же позволил вам уйти. Мог он знать, что вы украли?
— Сомневаюсь. Я сам не знал, пока не увидел. Я не искал его. Я даже не знал, что он существует. Снимая книгу с полки, я заметил в переплете что-то странное. Он был слишком толстый. Похоже было, что в нем что-то спрятано.
— Если это было так заметно, почему же его до сих пор никто не нашел? Можно еще сыра?
Корнуэлл отрезал еще сыра.
— На ваш вопрос ответить очень легко. Вероятно, уже сто лет книги не трогали.
— Затерянный том, — сказал гоблин. — Таких много. Не расскажете ли, о чем он?
— Рассказ путешественника. Написан несколько столетий назад. Очень древний почерк. Какой-то монах давным-давно прекрасно переписал его, со сложными разноцветными буквами и рисунками на полях. Но все — пустая трата времени. В основном это собрание небылиц.
— Зачем же вы его искали?
— В небылицах иногда скрываются зерна истины. Я искал упоминание об одном обстоятельстве.
— И нашли?
— Не в книге. В спрятанной рукописи. Я склонен считать, что книга копия с оригинала. Вероятно, единственная копия. Такие рассказы не часто переписываются. Должно быть, монах работал с рукописью путешественника. Он изготовил великолепную книгу, которой вправе был гордиться.
— Вы думаете, что его мучила совесть, и он пошел на компромисс: не переписал страницу, а спрятал ее под переплет?
— Что-то в этом роде, — сказал Корнуэлл. — Ну, а теперь поговорим, зачем вы пришли сюда.
— Монах, — сказал гоблин. — Вы не знаете этого Освальда, как я его знаю. Из всех подонков он самый худший. Для него нет святынь. Ни один человек не может считать себя в безопасности рядом с ним. Вы, должно быть, догадались, что он не зря позволил вам уйти.
— Мое воровство, похоже, вас не беспокоит, — заметил Корнуэлл.
— Вовсе нет. Я на вашей стороне. Много лет этот проклятый монах отравлял мне жизнь. Он пытался поймать меня, пытался стащить вниз. Я громко говорил о его грехах, старался так или иначе отплатить ему, но он продолжал меня преследовать. Вероятно, вы поняли, что я не желаю ему добра.