Бестужев щёлкнул непритязательным замком, извлек тонкую стопку бумаг, принялся их проглядывать. Читать написанные готическим шрифтом тексты он приловчился давно, и потому без труда разбирал суть. Длинное, полное канцелярских оборотов прошение Штепанека на имя военного министра: изобретатель без особой скромности расхваливает свой аппарат, обещая подлинную революцию в военном деле, благодаря которой армия империи получит несказанные преимущества над всеми остальными. Не менее трех дюжин ещё более набитых канцелярщиной бумаг, составленных уже в министерстве, — классическая бюрократическая чехарда, чины министерства (как наверняка в подобном случае их собратья в других державах) старательно, со всей обстоятельностью судили-рядили, какому именно управлению, реферату, отделу следует всем этим заниматься. Инженерные части не то чтобы отпихивались от такой чести, но особенно энтузиазма не проявляли, пытаясь спихнуть дело пехоте, которой изобретение главным образом и касается. Пехота отбивалась, не без резона указывая на то, что аппарат герра Штепанека неразрывным образом связан с электричеством и проводами. Зачем же тогда в составе инженерных войск существует телеграфный полк? В ответ инженерный генерал сделал попытку перебросить бумаги во вспомогательные войска, конкретнее, станциям беспроволочного телеграфа, но последние, судя по входящим-исходящим, успешно отбоярились от такой чести. Какое-то время шла оживленная переписка меж общеимперским военным министерством и австрийским министерством народной обороны — но и «оборонцы» отбились. Дело вернулось в общеимперское министерство, созвавшее представительную комиссию из трех лучших профессоров-электротехников… ну, о ней Бестужев уже наслышан от Клейнберга… протоколы означенной комиссии… единодушное заключение о полнейшей бесполезности телеспектроскопа… ага, каждый из профессоров порядка ради составил ещё и отдельное заключение…
Вот и финал: официальная бумага, где некий полковник с размашистой и совершенно неразборчивой подписью буквально в трех строчках сообщает Штепанеку, что его изобретение военное министерство не интересует совершенно, не говоря уж о приобретении чертежей. Ниже чья-то рука, уже другим почерком, начертала довольно небрежно: «Напомните этому господину, что существуют бинокли и подзорные трубы». Подписи нет. Судя по всему, автор безымянной приписки стоял по служебной лестнице значительного выше неизвестного полковника — коли уж позволил себе делать такие приписки в официальных бумагах…
Всё. Аккуратно сложив бумаги в ровную стопу, Бестужев спрятал их обратно в портфель, щёлкнул замочком, поднял глаза: