Пелагия сдернула с шеи мешочек, обхватила его покрепче.
— Что это у тебя, молитвенник? Ну нет, молиться мы не будем, это скучно. Прощай, фря.
Он шагнул назад и для пущего размаха — а может, для того, чтобы насладиться страхом жертвы, — описал гирей в воздухе звенящий круг.
А второго круга Пелагия дожидаться не стала — с истошным визгом ткнула спицами, прямо сквозь мешок, в единственный глаз душегуба. В последний миг испугалась: а ну как неправильно запомнила, какой глаз натуральный?
Однако, судя по дикому воплю, попала туда, куда следовало.
Вопль перешел в стон. Убийца схватился руками за лицо и тут же отдернул ладони.
Пелагия попятилась — очень уж жутко было смотреть, как из человеческого лица, покачиваясь, свисает атласный мешок.
Кинулась к двери, дернула засов, но открыть не смогла — недостало сил, проржавел.
Раненый сдернул и отшвырнул мешок, по щеке потекла темная масса. Он подхватил ее горстью, стал засовывать обратно в глазницу.
Пелагия зажмурилась.
— Сука! — зарычал ослепший. — Змея ядовитая! Все равно убью!
Размахнулся — монахиня едва успела присесть. Над головой с ужасающим свистом пронеслась гиря.
И началось метание в нешироком, три на три сажени, пространстве.
Стеклянный Глаз размахивал рукой, нанося удары то вправо, то влево. Гиря рассекала воздух, крушила пустые ящики на полках, с хрустом била в стены, переломила пополам черенок садовых вил.
Монашка бросалась в один угол, в другой, приседала. Один раз убийца, тоже присев, попытался зацепить ее по ногам, но Пелагия успела подпрыгнуть.
Все это напоминало какую-то чудовищную игру в салки или кошки-мышки.
А еще инокине некстати вспомнился Одиссей в пещере у Полифема. «Яблоко лопнуло; выбрызнул глаз зашипевши. Дико завыл людоед, застонала от воя пещера».
Циклоп выл и всхлипывал, издавал нечленораздельные вопли, а запыхавшаяся от рывков и скачков Пелагия все пробовала его вразумить:
— Угомонитесь! Вам врач нужен!
Но тем самым лишь выдавала свое местонахождение. После каждого увещевания следовал удар, нацеленный точнее прочих.
Тогда монахиня села на корточки и затихла.
Стеклянный Глаз еще какое-то время пометался по сараю, а потом понял, что его противница сменила тактику. Тоже замер, прислушался.
Он стоял всего в двух шагах, и черница прижала руку к левой груди — боялась, не выдаст ли стук сердца.
— Сдохнешь, все равно сдохнешь, — прошипел слепой. — Я тебя без гири, голыми руками…
И в самом деле убрал свое оружие в карман, растопырил лапищи и закружился вокруг собственной оси.
Дело было плохо. Сейчас догадается присесть, и все — конец.