— В смысле вежливый да понимающий, — помог с лингвистикой Ермил. — Ну, поперед хозяина к хлебу не полез… Сигаретки вон в доме курить не стал… К божнице задом не поворачиваешься… Мясо из похлебки не поначалу, а в конце доставать стал… Соль не просыпал… Вижу же, что вежевый! А то стал бы я с тобой разговоры разговаривать… Хоть ты и три раза профессор…
Игорь хотел гордо приосаниться, но тут же выяснилось, что после клюквенника не слушаются не только ноги, но и плечи… Ермил, пряча усмешку, довел его до уже знакомой кровати и гость снова утонул… чтобы вытряхнуться оттуда на зорьке от беспощадной тряски Ермила:
— Так за рыбкой пойдешь, аль нет?
— А? Что? Уже пора? — ошалело помотал головой, с удивлением понимая, что вместо ожидаемого колокольного звона голова чиста и вовсе не пуста…
Ермил понимающе хмыкнул и явно в расчете на похвалу уточнил:
— Голова не того? Может, подлечить?
— Ни в коем случае! Великолепная настойка! Как будто и не было!
— Это точно! И не было! Потому как вечерком надо это поправлять. Как же так — гость в доме, а ничего не было… — понятливо переговариваясь, собрали тот самый модный спиннинг, отчего-то оказавшиеся под лавкой блесны, прихватили давно готовый вещмешок Ермила и дружно зашагали по тропинке.
x x x
Точнее, тропку видел только сам Ермил, а у Игоря хватило ума не чертыхаться на каждой кочке. Как хутор, так и протока — вынырнули внезапно, словно откинулась волшебная занавеска. Спустились к песчаному бережку, Ермил показал обещанное «клевое место» и, сославшись на неотложные дела, велел вернуться домой к обеду. Ну, в самый край — часа к пяти вечера, потому как… и подмигнул.
«Понятное дело! — разворачивая спиннинг, подумал Игорь. — Хоть и хорохорится хозяин, а все равно тут каждый новый человек на виду и на счету… И разговоры разговаривать ему страсть как охота… Тем более — как там? Вежевый?» — усмехнулся сам себе, старательно отгоняя мысль — вернуться ближе к хутору, найти тот проселок и увидеть… Нет, не девушку на кресте, хотя бы сам крест, еще хранящий тепло ее тела.
«А вот это уже я сам… дуркую… — провернул катушку. — Это же вчера было. Какое уж тут тепло! Горячее тепло, горячее…» — спорил сам с собой.
Жаркое тело в теплой осенней дымке… С бусинками пота между сочными чашами полных грудей… на лице… гримаса красивых, пухлых губ после хлестких ударов… Судорога белого тела… Волна русых волос, метнувшаяся над изгибом спины… Обнаженная лесная красавица, голым телом к жалу плетки… И обязательно родинка, милая родинка на круглой, тугой попке… Белой… Снежно-белой, сильно сжатой от строгой порки… — вот черт — ругнул сам себя, нервно дергая зацепившийся за что-то спиннинг. Леска мощно дернулась в ответ и через несколько минут упрямой борьбы что-то сверкнуло словно нагим русалочьим боком, размашисто врезало по воде хвостом, дугой выгнулось над пенистым буруном воды. Пока не оглушил рукояткой ножа, уже на берегу, крупный сазан отчаянно бился, вскидывая песок и сухие водоросли. По старому рецепту завернул рыбину в крапиву, сунул в тень под куст, вытащил сигареты, отирая со лба пот, поднял глаза и устало чертыхнулся снова: ну вот же привиделось… Та девчонка, что рисовалась на кресте… Русые волны по плечам, пухлые губы, глазищи в пол-лица…