Бред какой-то… А суд счел это проявлением «служебного рвения»! Суд вообще очень сочувственно отнесся к герою этой истории. «Несчастный человек» — так оценивает нашего Отелло судья Московского городского суда, под председательством которого слушалось дело. Сам Шаповалов в качестве главной причины убийства дал суду такое объяснение: «Сорвался». По словам Александра, нервный срыв, боль, обида, а не заранее продуманное намерение заставили его взяться за оружие.
И тем не менее приговор — виновен в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах. Почему? Суд пришел к выводу, что Шаповалов не мог действовать в состоянии аффекта. Никто не заметил, чтобы лицо у него покраснело или задрожали руки. Он успешно справлялся с оружием, перезаряжал и снова прицельно стрелял, пользовался рацией и магнитофоном. Судебно-медицинская экспертиза признала Шаповалова вменяемым, в том числе и во время совершения им преступления. Приговор, нет никакого сомнения, аргументированный и справедливый. А преступника — жаль. В том числе и судье, вынесшему этот приговор. Может, дело всего-навсего в мужской солидарности? Эх, мужик, мол, пропадает из-за бабы! Может быть, женщина-судья не так жалела бы, но срок бы скостила? А срок у Шаповалова впереди немалый — 12 лет лишения свободы.
…В следственном изоляторе его навещала жена — темноволосая худощавая женщина среднего роста, внешне спокойная и сдержанная. Наверно, несмотря на ее «веселую жизнь» и его роковые выстрелы, что-то их все же привязывает друг к другу. Думается, что нормальный человеческий разум не может понята эту привязанность.
Рассказанная история — не мелодрама. Она о многом заставляет задуматься. Например, о том, как мог Шаповалов, ежедневно сталкиваясь с подобного рода ситуациями, не спросить себя: «А что будет потом? Стоят ли его будущие жертвы его собственной жизни?»
А вот другой случай. Его участником был довольно крупный милицейский чин. Он находился на службе, когда ему сообщили, что во дворе его дома дебоширит группа парней. Начальник едет домой и, действительно, видит «хулиганов» у своих окон. Они поют песни и весело с ним здороваются. Им по восемнадцать — двадцать лет, он всех их знает с детства. Не говоря ни слова, он вынимает табельное оружие и убивает ребят. Потом смотрит на их неподвижные тела, видит испуганные, потрясенные лица соседей, будто бы просыпается, подносит пистолет к виску и стреляется сам.
Тоже — «сорвался»? И убил себя, когда осознал, что натворил? Необъяснимые действия. И нет им оправдания.
Но что правда, то правда — сотрудники правоохранительных органов работают на пределе сил и возможностей. Нет у них ни автомобилей, которые мы видим у американских колов, ни технического, ни электронного обеспечения, как у заокеанских собратьев, нет и психологов, которые не допускали бы подобных кровавых срывов. Не думать сегодня об этих и многих других проблемах правоохранительных органов — значит подталкивать само государство к развалу.