— Сэм, ну как ты не поймешь? — успокаивала она его. — Я ведь смогу все объяснить и Алэну, и папе. Без лжи. Амбиелли ни за что от нас не узнает...
— Ну конечно же нет. Конечно. Это только фантазия. Куда ему. — Он глубоко вздохнул. — Ладно. Я, может, и в самом деле слишком хитер. Убегу, ускользну, спрячусь. Но, сестра, уши у меня есть. Да, по крайней мере, пятьдесят на пятьдесят, что... Ты не боишься. И правильно. Это бессмысленно.
Она спокойно села.
— Я слишком хитер, — лихорадочно твердил Сэм. — Так говорит Алэн. Он прав. Ты заметила? Нас он называет типами. Правильно. Я ненавижу его, потому что не хочу, чтобы он оказался прав. Факт. Я хочу верить, что у всех нас такие сложные, противоречивые характеры. Я хочу верить, что у нас есть свои отклонения, что не все потеряно, потому что мы можем друг друга слушать, вот потому наш мир — не такое ненадежное место. Я отказываюсь быть типом, обреченным делать то, что мне предписывает этот пижон Алэн. Я отказываюсь верить, что ты романтичная дуреха, что это все пройдет. Уж слишком, черт побери, просто! Не верю, не могу, не хочу!
— И я тоже, — негодующе заявила она. Ей хотелось его успокоить.
— Что ж, тебе придется побыть ею, соврать для меня.
Он уронил голову на стол. — Я ничего не слышу. Бог свидетель, я ведь тоже иной раз ошибаюсь.
— Я не много о тебе знаю, Сэм, — ласково начала она. — Я только знаю, что ты влип в эту историю, что ты боишься, и все из-за меня.
— Я тоже не знаю, что это было, — признался он. — Я просто не хотел, чтобы ты умерла. Поддался капризу.
— Ради незнакомого человека.
— Ради... кого-то, — загадочно кивнул он.
— Ты не тип, — сказала она. — Мы просто люди. Это забавно.
— Иди домой. Иди домой. Беги. Не оставайся здесь. Я б о ю с ь!
Вдруг она обернулась.
Снаружи к высокому кухонному окошку прижималась чья-то физиономия. Она видела это через открытую дверь, как когда-то себе и представляла. Настоящая физиономия. Глаза, нос...
— Сэм, — совершенно спокойным голосом сказала она, — там лицо...
Он не пошевелился.
— Сэм, это Алэн? — Она стояла рядом, слегка касаясь рукой его плеча.
— Нет, не он. Потому что я ничего не слышал.
— Что нам делать?
— Садись мне на колени.
Он обернулся, притянул ее к себе, и она очутилась в его объятиях. Но он ее не касался. Он сидел, как Линкольн на постаменте, изогнув свое длинное тело. Такой же неподвижный, как изваяние.
Она обняла его левой рукой за шею.
— Сестра, я этого не хотел, — пробормотал он. — Знаешь, что делать?
— Я — это не я? — шепотом спросила она.
— Маленькая надежда. Но каждая муха пытается...