Английский экспромт Амалии (Вербинина) - страница 90

На мгновение Ундервуду показалось, что земля уходит у него из-под ног. Он сел за стол и, вытряхнув листки из шкатулки, стал их изучать. Большинство из них было исписано почерком Лаймхауза, который он хорошо знал, но были и некоторые – очевидно, черновики ответов, – написанные леди Ундервуд.

«Мой муж обращается со мной невыносимо, но теперь, благодаря тебе, я узнала, что такое счастье…»

Ундервуд похолодел. Тот же почерк он видел на розовой записке, которую Лаймхауз выронил из кармана на аудиенции у королевы. Боже мой! А он-то, дурак, еще нагибался за ней, чтобы вернуть ее баронету… Стиснув челюсти, Ундервуд стал читать письма Лаймхауза.

«Пожалуйста, говори мне все, что касается С. Д. Это очень важно для нас обоих».

«Я тебя люблю, сокровище мое. Но главное – не забывай о С. Д.».

«Помни о нашем уговоре. Как С. Д.? Не могу дождаться, когда увижу тебя. Надеюсь, ты принесешь мне хорошие новости».

И бумага – тоже его. А стиль! Типичный стиль выскочки, который наловчился зашибать деньгу, но так и не выучился мыслить. Ундервуд читал и качал головой. Топорные фразы, штампованные обороты, убогая грамматика. А обращения! «Моя курочка», «сердце мое», «сокровище», «птенчик», «цыпленочек», «душечка» – фи, какая гадость! Но, судя по всему, леди Джейн прямо-таки млела от подобного обращения. В ее собственных записочках так и проступала старая сентиментальная идиотка, захотевшая любви. На шестом-то десятке!

«Твоя навеки».

«Вечно любящая. Когда мы снова встретимся?»

Но главное, кто же этот таинственный С. Д., о котором речь идет практически в каждом письме?

«Главное, следи за С. Д.».

«Старый дурак был сегодня не в духе. Ты не знаешь отчего, любовь моя?»

«Старый дурак»? Старый дурак… Нет, этого не может быть! Вот как они называют его за глаза, когда остаются одни! Вот, значит, какого они о нем мнения!

Строчки плясали перед глазами Ундервуда. Злоба душила его.

«Любимый, кажется, С. Д. что-то задумал…»

Вот оно что. Значит, сплетники были правы. Лаймхауз втерся в доверие к его жене, чтобы быть в курсе всех его дел. Старый дурак, боже мой! Дурак, да еще какой! Они использовали его – и смеялись над ним. Его, такого умного, такого изворотливого, непревзойденного хищника, который мог в мгновение ока создать и разрушить любую репутацию, они дергали за ниточки, как марионетку! Они поимели его, да, поимели, как последнюю лондонскую шлюху! Нет, даже хуже: он был пешкой в их игре, он был для них ничтожеством, старым дураком, которого они обманывали – бессовестно, гадко, вдохновенно.

Ундервуд не плакал много лет – с тех пор, как ему сказали, что его младший сын навсегда останется безумным, но сейчас он был, как никогда, близок к тому, чтобы разрыдаться. Он ненавидел свою жену так, как не ненавидел никого на свете. Он всегда подозревал, что она глупа и ограниченна, и то, что она выбрала себе такого любовника, жирного самодовольного борова Лаймхауза, только убедило Ундервуда в ее непроходимой тупости. Подумать только, она хранила портсигар своего рыцаря, розы, которые он ей подарил, и даже кольцо, да, недорогое кольцо с рубином, такое же – и это было всем известно, – какие Лаймхауз дарил в знак своей милости каждой потаскухе, с которой имел дело! Он – и леди Джейн… Его жена! От этих мыслей впору было сойти с ума…