– Вроде как кто-то сквозь тайгу прёт, – высказался повар, застыв с зажатым в руке разделочным ножом.
– Прёт и не таится, – кивнул Белоусов. – Может, Тонги перекочёвывают?
Через несколько минут между деревьями мелькнули развесистые рога бурого оленя, затем обрисовалась вся его величавая фигура. Олень шёл спокойной, уверенной поступью, иногда останавливаясь и оглядываясь. За ним появились его сородичи, столь же неторопливые и красивые. Вот выбежал телёночек, застыл на месте, подняв мордочку, и тут же бросился обратно в чащу, высоко вскидывая задние ноги. Треск сучьев становился громче, олений храп делался гуще. Вскоре отовсюду в лощину потекли струи громадного оленьего стада. Животные всех мастей и возрастов дружно выходили из тайги.
– Господи, какая красота! – вырвалось у Селевёрстова.
Не прошло и пяти минут, как по всему зимовью рассыпалось сотни полторы животных. Клубы пара заполнили воздух над стоянкой.
– Откуда же они? – не переставал задавать вопросы Иван. – Почему не боятся нас?
– Домашние, – растолковал Белоусов. – Слышь, бубенцами гремят.
Только тут Иван понял, что общий гул, производимый копытами животных, был пронизан звуками бубенчиков и колокольчиков, которые мотались на шеях большинства оленей. На некоторых оленях Селевёрстов заметил большие вьюки. Очень скоро показались и олени с седоками-погонщиками.
– Ха, русский, здравствуй! – приветствовали погонщики рабочих зимовья, спрыгивая с оленей и привязывая их к деревьям. Их широкие лица светились искренней радостью, и не было в них ни малейшего намёка на усталость от длительного перегона.
– А вот и Тонги, – сказал Белоусов, указывая на приехавших Тунгусов, – легки на помине.
Рабочие собрались вокруг погонщиков, говоривших по-русски с грехом пополам, и между ними завязался, несмотря на определённый языковой барьер, оживлённый разговор. Многие из рабочих никогда не видели оленей и теперь с любопытством оглядывали животных с раскидистыми рогами, гладили их, щупали рога и мех. Но особенное внимание привлекла к себе приехавшая девушка-Тунгуска. На вид ей было не более восемнадцати лет, зато стоявший возле неё муж явно приближался годами к шестому десятку.
– Тебя как звать, девка? – смеялись рабочие.
– Алёна, – с улыбкой отвечала девушка, скаля белые зубы, кутая голову в платок и усердно пыхтя курительной трубкой.
– Вишь ты! – смеялись рабочие. – Глаза раскосые, узкие, а имя наше носит!
– Хорошенькая она, – кивнул Галкин, подначив локтем Селевёрстова в бок, – и стройненькая.
– Это она-то стройная? – удивился Иван словам приятеля. – Да она на бочонок похожа. Ты только посмотри на неё.