Дорога до ручья пролетела незаметно, спрессовавшись в считанные мгновения. Верещагин всё ещё думал о чём-то, а они уже остановились возле лодки…
Когда Верещагин ступил на другой берег, Арина шагнула к нему и мягко поцеловала в губы.
– Вот тебе на! – воскликнул Василий и развёл руками. – Опять ласковая. Как же мне быть с тобой? Как вести себя?
– До свидания, – ответила она и спрыгнула в качнувшуюся на воде долблёнку, – мне некогда прощаться, ваше благородие. Надобно собираться в дорогу. Рано или поздно деревенские нагрянут меня убивать.
– Куда же ты денешься?
– Пойду туда, в селение Хантов. Они мне не родня, но знают меня хорошо.
Она ловко развернула лодочку и погребла обратно. Верещагин позвал её ещё несколько раз, но она не обернулась.
Более страшной, мучительной, терзающей тоски, чем та, которая пронзила Верещагина в следующую минуту, он не испытывал никогда. Ему вдруг почудилось, что жизнь его кончилась. Лучшее из того, что могло быть у него, осталось позади. Он заметался по берегу, сломал несколько ветвей, остановился, выругался и застыл, уткнувшись головой в старую берёзу.
Время шло, а он стоял неподвижно.
– Что ж это со мной творится? Расквасился хуже малого дитя. Дурак дураком!
Он похлопал рукой по берёзе, медленно придвинулся к шершавой коре губами и поцеловал дерево.
– Вот так, – шепнул он, затем рывком отодвинулся и быстро-быстро пошёл к посёлку, отмахивая руками, как на параде.
Войдя в деревню, Верещагин увидел колонну солдат. Его полк возвращался с учений.
– Вашбродь, – бросился ему навстречу Никифор, – а я уж и думать не знаю что. Ушли и пропали. Хотел было деревню на ноги поднимать.
– Твоё счастье, что только думал, бестолочь, – огрызнулся Верещагин.
– А что ж делать-то было… Я только потом смекнул, что вы там с этой…
Верещагин сунул под нос денщику кулак.
– Да я что, я ничего, – затараторил Никифор.
Голос денщика вызвал в поручике волну бешеного раздражения. Он готов был уже развернуться и влепить солдату затрещину, как впереди появился прапорщик Крестовский.
– Верещагин! – Крестовский быстро зашагал навстречу, поскрипывая ремнями и стряхивая с себя пыль. – А я тебя в твоём доме жду. Хозяйка сказала, что ты на второй день после нашего отъезда запропал.
– Здравствуй, Николай, – поприветствовал его хмуро Верещагин.
– Ты, братец, под счастливой звездой родился, как я погляжу, – похлопал его по плечу Крестовский.
– В каком смысле?
– В прямом. Нога твоя, как мне доложила хозяйская дочка, зажила в одночасье. Бабёнка-то, кстати, аппетитная, сиськастая. Ты, надеюсь, успел использовать её за эти дни? Ну, ладно… Ранение твоё, Василёк, жизнь тебе спасло.