И тут Верещагин понял, что сказал самое главное для него в эту минуту. Ему была нужна Арина! Мир без неё потерял смысл!
– Я за тобой приехала, – повторила она.
Он болезненно оскалился и вяло махнул рукой.
– Да что ты… Куда я денусь? Я же солдат, подневольный человек, почти раб.
Послышалась команда на построение, и все, гремя винтовками, кинулись по своим местам. Верещагин схватил Арину за руку и поцеловал её.
– Прости меня, не могу разговаривать. Вот какая у меня жизнь. Прощай! Езжай к себе!
– Я буду рядом! – крикнула она, когда он, вытирая с лица мыльную пену, побежал в строй.
Солдаты пронзительно засвистели на Арину, заулюлюкали, кое-кто потряс над головой винтовкой.
– Господин поручик! – Подскакавший на лошади ротный командир рявкнул на Верещагина, как рассвирепевший пёс. – Что вы тут за чёртов балаган устраиваете, вашу в душу мать! – И тут же замахнулся кулаком на солдат. – А ну прекратить зубоскальство, голодранцы обосранные! Ша-агом а-а-арш!
Весь день Арина ехала позади полка, иногда подгоняя своего чёрного коня и двигаясь вровень с батальоном Верещагина, иногда отставая. Несмотря на приказы офицеров, солдаты не переставали пялиться на очаровательную наездницу. Она сидела в седле свободно, правила скакуном без усилия. Её юбка поднялась выше колен, оголив крепкие ноги. Чёрные волосы растрепались по ветру. Изредка к девушке подъезжал кто-нибудь из ротных командиров, что-то грозно выговаривал ей, некоторые даже замахивались на неё. Однако все быстро отъезжали, не только не добившись того, чтобы она прекратила преследовать полк, но будто пристыженные и даже подавленные чем-то, хотя Арина лишь молча смотрела им в глаза. Так продолжалось до тех пор, пока батальоны не дошли поздно вечером до своих казарм.
– Ну теперь-то я уж отведу душу, господа офицеры! – выкрикнул прапорщик Крестовский. – Кто первый присоединяется к моему обществу, того угощаю шампанским! Василёк, а не кликнешь ли ты свою дикарку в нашу компанию?
Верещагин промолчал и стал проталкиваться сквозь толчею.
– Дайте кто-нибудь закурить, в конце-то концов! Господа, дайте же папиросу!
– Господа, прежде всего надобно помянуть поручика Игнатьева, – возразил кто-то.
– Верно, верно. Упокой Господь его душу.
Над фуражками расплылся табачный дым, ярко высветившись под фонарём.
– Господа офицеры, полковник Касымханов ждёт ротных и батальонных командиров у себя!
– Какого дьявола! Что там ещё стряслось? Неужто расслабиться не дадут после похода?
– Господа, из штаба армии пришла депеша. Германия объявила нам войну! Приказано никому не покидать расположение полка!