– Я не хочу кушать, – отказалась Маша.
Утылыт удивлённо посмотрела на неё и ответила что-то на своём языке.
– Я не понимаю, я ничего не понимаю, – покачала головой Маша. – Надо позвать Михея, он поможет нам разговаривать.
Утылыт вдруг улыбнулась. Лицо её сделалось сразу каким-то измученным, старческим, безобразным. В следующую секунду она засмеялась, опустив голову, и принялась трепать себя по коротким волосам. Маша с недоумением следила за ней, иногда переводя взгляд на длинноволосую дикарку, но та сидела спокойно, словно ничего особенного не происходило.
– Я ничего не понимаю, – вновь сказала Маша, стараясь говорить так, чтобы голос её звучал мягко, почти вкрадчиво. – Если я чем-то порадовала вас, то мне очень приятно. Но если вы смеётесь надо мной, то я не понимаю, что вызвало у вас смех…
Вдруг длинноволосая женщина поднялась и что-то громко крикнула. Её босые ноги топнули по разложенным шкурам, выражая явное раздражение. Выпрямившись, дикарка выставила вперёд голые груди, шлёпнула себя по животу и поставила руки на бёдра, всей своей позой воплощая негодование ревнивой жены.
Утылыт оборвала свой смех и подняла глаза на жену. Её лицо вновь преобразилось, оно как бы приобрело черты волка, вытянулось, оскалилось. Маша содрогнулась, словно увидела перед собой настоящее чудовище. Ревнивая жена не замолчала, но заговорила чуть тише, хотя голос её продолжал звучать сварливо. Под жутким взглядом шаманки она снова села.
Переведя взор с шаманки на её жену, Маша подумала, что эта длинноволосая дикарка была, пожалуй, даже привлекательна. По крайней мере, она не вызывала никаких неприятных чувств. Конечно, смотреть на её нагие груди было неловко, но Маша вынуждена была признать, что они были красивы, не то что омерзительные отвислые мешки на грудной клетке Утылыт.
«Здесь так жарко. Неужели и меня они заставят раздеться? Нет, я не смогу ходить так, не смогу при них… Это такое падение… Это такое…» – подумала она и сказала:
– Послушайте, я в толк не возьму, как мы будем общаться с вами, раз вы не знаете по-русски… Но я очень устала. Я бы хотела лечь… Понимаете? Лечь… спать… – Она сложила ладони вместе и приложила их к щеке, изображая подушку. – Не понимаете? Вижу, что не понимаете…
В эту минуту Утылыт неторопливо стянула с себя штаны и предстала перед Машей во всей своей неухоженной наготе. Маша отвела глаза, но вскоре опять посмотрела на шаманку. Взяв в руки бубен, Утылыт мелкими шажками прошла по кругу, поглаживая свободной рукой поверхность бубна и издавая какие-то шипящие звуки. От неё исходил стойкий запах грязного тела.