Дэн засопел, прижимая коленями бока шефа безопасности.
Эдвард хрипел. Обычно безупречное, как у робота, лицо посинело, рот судорожно кривился, хватая воздух. Из последних сил Варковски попробовал встать, поднимая врага на себе, но повалился на бок и, оттолкнувшись ногой от стены, перевернулся на спину.
Дэн этого, похоже, не заметил. Он думал только о том, как бы усилить захват, чтобы оказавшаяся под руками шея лопнула. Только об этом, больше ни о чем…
– О, Дон! – Цецилия ворвалась в комнату и упала в кресло. – Ты себе не представляешь, как это…
– Тише! – строго посмотрела на нее Синтия.
Она сильно повзрослела за эти минуты: такое выражение не было свойственно лицу молодой девушки, ни разу не встречавшейся с серьезными жизненными проблемами.
– Ну что ты там еще… – отмахнулась от нее Цецилия.
«Роса без сознания…»
Каждый жест и взгляд выдавали ее необычайное возбуждение. Цецилия сидела как на иголках; Крейг при виде ее зажмурился и откинул голову на подушку. Боль удобно позволяла ему сосредоточиваться только на себе, забывая обо всем вокруг.
«Как она не вовремя!» – с неудовольствием посмотрела на мать Синтия. Все в ней протестовало этому вторжению, так нагло нарушившему, может быть, единственные в жизни минуты откровения.
– Послушай, мама, – тяжело и серьезно заговорила она. – Сейчас не время. Отцу плохо.
– А ты думаешь, мне хорошо? Бессердечный ребенок! – по привычке начала игру Цецилия, но тут же наткнулась на осуждающий взгляд дочери, в котором было столько нового и незнакомого, что она запнулась на полуслове и замолкла.
Растерянный вид Цецилии вызвал у Синтии подобие жалости.
«Ну что же ты творишь, мама?» – безмолвно спросила она, не сводя с нее глаз.
Перемена в дочери поразила Цецилию и продолжала удивлять все больше. Да может ли ее девочка смотреть так?
– Мне уйти, да? – испуганно прошептала она.
Синтия кивнула молча.
– Внимание, до взрыва остается семь минут. Просьба срочно принять меры…
«Ну а это еще зачем?» – тоскливо подумала Синтия, вставая и направляясь к встроенному в стену динамику. – Зачем я должна об этом знать, если исправить ничего нельзя?»
Маленький кружочек треснул под ударом, сыпанул искрами и замолк.
Цецилия тоже встала и пошатывающейся походкой побрела к двери.
Впервые она выглядела на свой возраст.
Варковски задыхался.
Вот перед его глазами мелькнула серая тень, вот ее скрыла волна глухой боли…
Он еще сопротивлялся, но сопротивление слабело с каждой секундой. В свою смерть он пока не верил, но надежда исподволь покидала его, уступая место обреченности.
Сколько времени длилась эта борьба? Он не знал. Скорее всего – вечность. Значит, все давно пропало.