Но и это не имело значения.
Значение имел только американец. Этот продажный, сколький тип из заокеанской плутократии, каким-то чудом сумевшей сокрушить непобедимый Рейх, должен послужить целям, которые он не сможет ни понять, ни осмыслить.
Он ждал её на углу Лейпцигской улицы возле кондитерской. Высокий, в сером плаще и мягкой шляпе, в майском Берлине сорок пятого года он казался призраком из счастливого довоенного прошлого.
В кондитерской было пусто, как в старом склепе. Огромная витрина с берлинским печеньем, разбитая прикладами, нелепо накренилась, извергнув на пол содержимое. Два комиссара с рябыми жёлтыми лицами стояли на четвереньках, зарывшись рылами в гору лакомств, время от времени запивая его водкой из пятилитровых походных фляг.
Хозяин заведения лежал рядом, лицом вниз, вместо затылка — кровавая каша. Советские комиссары не умели расплачиваться за услуги ничем, кроме пуль.
Американец немедленно выхватил два блестящих пистолета и выпустил в каждого русского по обойме. Русские отмахивались руками от пуль, но потом всё-таки затихли.
— На сдачу, — с извиняющейся улыбкой сказал американец, убирая оружие. — Примитивный организм очень трудно убить. Поэтому вы и проиграли на Восточном фронте… Гутен таг, штандартенфройляйн.
— Оберштандартенфройляйн, — поправила его женщина. — Оберштандартенфройляйн СС Берта фон Браузер, ассистентка доктора Менгеле, военная преступница — кажется, вы так нас называете? Теперь ваша очередь.
— Вы отлично знаете, кто я, и по чьему поручению здесь, — не стал развивать тему собеседник. — Где он?
Берта фон Браузер молча протянула сумку.
— Ткани в сосуде Дьюара, заморожены под давлением. Мы разработали технику хранения материала, не повреждающую оболочки клеток.
— Сколько времени это может храниться?
— Лет пятьдесят. Но лучше не тянуть до последнего.
— Простите, я снова задам этот чёртов вопрос, но нам нужна уверенность… Это и в самом деле он?
— Я гарантирую это.
— Кора в хорошем состоянии?
— Разумеется. Мы сняли её предельно аккуратно, — она отвечала на вопросы, гадая, когда же американцу надоест их задавать.
— Хорошо… Скажите, — в голосе прорезался настоящий интерес, — а почему вы не попытались сохранить ему жизнь? На определённых условиях мы могли бы на это пойти…
— Он решил иначе, — отрезала женщина. — Другая жизнь — или никакой.
— Мы уважаем последнюю волю сильного противника, — американец усмехнулся. — Что ещё?
— Документация. И разработки доктора Менгеле по второму нервному центру. Обратите внимание на функции вагуса, это важно.
— Извините, я не биолог, — американец развёл руками. — Скорее антибиотик.