Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa (Кормильцев) - страница 21

В то лето посиделки чаще всего происходили на квартире Леши Балабанова, начинающего киношника, а Балабанов любил, хотя и не умел, попеть, и пел одну-единственную песню: «Разлука, ты разлука, чужая сторона…» Остальные подтягивали, и после исполнения, эдак, двухсотого обросла русская народная песня такими руладами, что явно просилась в вечность. Тогда Диме и пришла идея: а не записать ли заодно и ее, и в альбоме появилось название вкупе со знаменитым «Эпиграфом». Появилась и еще одна известная песенка.

За два года до того, в 84-м, Илья Кормильцев в пижаме сидел по ночам в подъезде, поскольку дома ему курить не позволялось, и писал на кусочках бумаги тексты… Автор этих заметок тогда, холодной черненковской зимой, прочитал два и с полной уверенностью сказал: «Илья, тебя посадят…» В ответ Илья улыбался, но невесело, он никогда не был героем. Тексты назывались «Скованные одной цепью» и «Метод Станиславского». Впоследствии оба перешли к Бутусову, и летом 86-го один стал песней. Второй потерялся. Автор до сих пор считает, что второй был много лучше, но так всегда потом кажется… Увы, Слава всегда не слишком осторожно обращался с бумажками, а Илья никогда не оставлял черновиков…

Четвертого августа состоялась премьера «Разлуки». Скандал состоялся двумя днями позже, прибежал встрепанный президент рок-клуба Коля Грахов: «„Скованных“ нельзя!» Опасения, навещавшие «Нау» и раньше, благодаря которым, например, строчка «За красным рассветом коричневый закат» благоразумно окрасилась в розовый цвет, подтверждались. Начались судорожные переговоры, в результате которых решено было альбом распространять без «Скованных».

Помогло недоразумение: одному из свердловских «магнитофонных» людей об этом решении не сообщили, он и продолжал гнать запись целиком, а когда недоразумение вскрылось, было, в общем-то, все равно. В деяниях незадачливого писалы попытались искать состав злоумышленного преступления, но не это важно. Важно другое: как рокеры ни боялись, власти не реагировали. Одному Богу известно, почему все-таки в то, на демократию не слишком жирное время, ни малейших гонений в отношении «Скованных» так и не последовало. Хотя к выступлениям текст еще переписывали, пытались что-то поправить…

Несколькими годами позже один из бывших партийных, человек грузный и умный, случайно наткнулся на запись «Скованных», чутко выслушал до конца, вздохнул и признался с виноватой улыбкой: «Как они тогда смогли? До сих пор жутко становится.» Как знать, быть может, и их прокачало?

«Скованные одной цепью, связанные одной целью…»