– Честь? – Мара хмыкнула. – Этот человек ничего не знает о чести.
Виктория напряглась всем телом.
– Ты глубоко ошибаешься. Джастин мог столько раз поступиться своим словом с тех пор, как мы приехали в Лондон. Мог найти десяток способов избавиться от меня, не утруждая себя поисками Хлои. Но он этого не сделал. – Она натужно вздохнула. – А теперь… теперь он знает правду о ребенке, которого я потеряла. И боюсь, он никогда не простит мне того, что я скрыла это от него.
Мара, сбитая с толку, долго стояла молча, а потом крепко обняла Викторию и принялась гладить ее. И все чувства, вся боль потери, которые она испытала сегодня, хлынули наружу. Вцепившись в Мару, Виктория наконец-то позволила себе потерять самообладание; Очень долго единственное, что она могла делать, – это плакать.
– О, Виктория, – тихо проговорила Мара, когда рыдания утихли, – а зачем ты вообще рассказала ему про ребенка?
Виктория в ужасе отшатнулась.
– Он имеет полное право знать. Это был его ребенок. Скрывая от него правду, я поступала неправильно.
Мара вздохнула:
– Полагаю, он не очень хорошо перенес эту новость.
Виктория закрыла глаза. Образ Джастина все равно стоял перед ее внутренним взором. Его лицо с печатью ужаса в тот момент, когда он понял, что зачал ребенка, которому не суждено было появиться на свет.
– О, Мара, жаль, что ты не видела Джастина, когда я призналась ему. Его глаза… Даже когда я пыталась объяснить ему, в каком положении оказалась, они были полны неверия. И такие холодные. Если я и стала ему небезразлична, хотя бы чуточку, сегодня я убила это чувство в нем. Убила… и, возможно, вовсе его не заслуживала.
Мара покачала головой:
– Не говори так! Ты заслуживаешь всего, о чем мечтала. Но может быть, так будет лучше. Ты же знаешь, что Джастин никогда не даст тебе того, что тебе нужно. Когда мы найдем Хлою, то вернемся домой и ты сможешь наконец забыть о нем.
– Я его люблю, – глухо проговорила Виктория.
Ну вот, эти слова в конце концов сказаны вслух.
Сколько ни пыталась она это отрицать, как ни боролась с этим чувством – с того самого вечера, когда увидела Джастина в бальном зале, – ей пришлось это признать. Это даже не казалось ей чем-то шокирующим, наоборот, обычным явлением наподобие дыхания.
Правда, в отличие от дыхания это совершенно бессмысленное занятие, которое ничего, кроме боли, ей не приносит.
Слова замерли у Мары на губах. Она вскочила на ноги.
– Нет! Виктория, нет, только не это! Ты не можешь так говорить. Не путай наслаждение с любовью.
Виктория взглядом одернула подругу. Мара такая молоденькая. Она никогда не испытывала желания, страсти или любви к мужчине, таких ярких и горячих, что, казалось, они способны поглотить весь мир.