Вот еще одна открытая дверь. Настежь. В тихой комнате на полу лежали полосы лунного света. Тобиас шагнул в квартиру и позвал:
– Перис…
Когда он в последний раз с ней разговаривал, голос у нее был какой-то странный. Нельзя сказать, что он хорошо узнал Перис в последние несколько дней. Взрослая Перис была ему незнакома; они нечасто и ненадолго встречались после ее возвращения из Европы, и пока он был женат на Синтии.
Сейчас, наверное, она сидит в «Голубой двери» со своими ненормальными друзьями.
Он нерешительно нашарил выключатель и нажал на него. Зажглась одинокая лампочка.
– Перис! – в этот раз погромче позвал он.
Если она сейчас вернется и застанет его в своей квартире, ему некого будет винить – только себя.
Он собрался уйти отсюда с Богом и забыть само имя этой женщины. Она дала ему понять, что не станет помогать ему с Попсом. А впрочем, какое ему дело, если ее нежные чувства будут задеты человеком, действующим под давлением обстоятельств так же, как действовал бы любой другой на его месте? Он же не просил ее лежа дожидаться его, хотя сам был возбужден до предела.
Не как человек под давлением обстоятельств, а как хищник, которому указали легкую добычу. От этой мысли ему стало не по себе.
Он поднял коричневый бумажник со столика рядом с креслом-качалкой. Возле бумажника покоилась снятая с черного телефонного аппарата трубка.
Может быть, она нарочно сняла трубку?
Чтобы он наверняка ее не беспокоил больше.
И ушла, оставив дома бумажник?
Это, черт возьми, его совершенно не касается.
Тобиас повернулся и вышел на площадку.
Чем быстрее он вернется к заливу Юнион, тем лучше. Завтра он должен принять решение по кондоминиумам, а также посмотреть, что делать дальше в Скагите.
Кто же вышел из этого дома, оставив дверь незапертой, и уехал в большой, сияющей, явно дорогой машине?
Тобиас опять вернулся в квартиру и прошел в коридор, ведущий куда-то из гостиной.
– Перис! – сказал он громко, стуча в первую дверь на своем пути, потом опять: – Перис! – стуча в следующую.
В конце коридора была лестница, ведущая вверх, в темноту. Он преодолел ее, шагая через две ступеньки, и остановился наверху.
Он вел себя, как ненормальный.
– Перис!
До него донесся приглушенный звук. То ли стон, то ли приглушенный вскрик. Сердце Тобиаса сжалось. Он на ощупь двинулся вперед и наткнулся на очередную дверь, на этот раз опять открытую. И опять-таки только луна освещала комнату за этой дверью. Пробиваясь сквозь едва колышащиеся белые портьеры, таинственный серебристый свет лился на кровать; смятая и перекрученная простыня валялась на полу.