И это не было для него странным. Возможно, благодаря мне, моему брату, тем, кто готов был отдать свои жизни, чтобы спасти наши... этот мир становился ему дорог.
- Они знают об этом, - тихо прошептала я, совершенно уверенная, что он меня услышит.
- Я знаю, - также только одними губами ответил он, не оборачиваясь в мою сторону. - Я вижу это и чувствую. Но ни один из них не сожалеет о том, что случится. Ни один не допускает мысли, что он может уйти, оставив других умирать за себя.
- Это их земля. Это их дочери, жены, сестры. Они не могут по-другому.
Сотник крепости оглянулся в нашу сторону, словно ощутив, о чем мы говорим. И на его лице было такое всепоглощающее спокойствие, что мое сердце пропустило удар: они действительно знали. И они не собирались отступить ни на шаг, даже видя в лице Закираля и Асии, кто будет их противником.
И это было... мне трудно было назвать то чувство, что я испытывала сейчас, потому что все сводилось к двум картинкам, которые лучше всего могли описать мое состояние.
И если первой был тот миг, когда я, сидя на совещании у директора и получив веселый смайлик с подписью 'Радмир', испытала странное смятение, толкающее меня к тому, чтобы отключить телефон и не идти на встречу с братом, то во второй, я снова и снова повторяла свою просьбу: 'Сними это'. И Закираль, увидев решимость в моих глазах, открывал мне свое лицо. Связав нас такой нитью, что разорвать ее, не убив наши души, стало уже невозможно.
И это могло означать лишь одно: мне предстоит идти вперед.
Айлас. Дариана
Я никогда не любил Вилдора - я был готов ему поклоняться. Если бы он позволил мне это сделать.
Но он этого не позволял. Ни тогда, когда нас связала детская дружба, ни потом, когда она переросла в нечто большее - соперничество. Но не друг с другом, хотя каждый из нас мало в чем уступал другому, а со всеми остальными послушниками воинской школы, в которую нас отправили отцы.
Он не терпел поклонения ни во взгляде, ни в словах, ни... в мыслях.
Как бы много времени ни прошло с того времени, но я до сих пор очень хорошо помню тот день, когда увидел его впервые. На нем был такой же как на всех остальных мальчиках костюм цвета темного серебра. И лишь кинжал на поясе показывал каждому, кто собрался в большом церемониальном зале школы, что его владелец принадлежит к Правящей ветви. Его волосы были зачесаны назад и уложены по последней моде - в тщательно выверенном беспорядке. Его взгляд с глубоким, почему-то ранящим равнодушием, прошелся по будущим соученикам и, неожиданно, остановился на мне.