Покуда гудели шарманки, а кто-то на скрипке играл, в объятиях знойной цыганки уставший Пусянь задремал. В покое ночном разгляделся чудесный и сказочный сон. Как будто в Машине Уэллса вернулся к началу времен. На карте волшебной Пусяню тогда рассмотреть довелось ландшафты иных очертаний, другую небесную ось. Пасутся быки-минотавры, не знают двора и кола. Там в небе парят птерозавры, пугая размахом крыла. Зубастый дельфин волоокий — моря бороздит зевглодон. Скользят над землей диплодоки — все стадо пятьсот килотонн. Свои проявляя рефлексы, зубов обнажая клыки, из джунглей выходят ти-рексы, бегут аллозавров полки. О них не расскажут Плутархи и сам Геродотос-отец, но жрут черепах эндрюсархи — волчата в одежде овец. Забавны, как древние мопсы (но клюв попугайский у них), гнездо стерегут цератопсы, когда нападет дейноних. Элита кошачьих народов (Пусянь красотой поражен), несутся в степях махайроды, за ними бежит смилодон. Убийцы, стервятники, воры — добыча прилипла к когтям — зловещие Птицы Террора за ними идут по пятам. У быстрой речушки на склоне, где ящер едва не погиб, следит за водой барионикс и быстрыми стайками рыб.
Неважно, восток или запад, куда б не направился вождь — земли освежающий запах, и теплый, и ласковый дождь. Стрижей оглушающий щебет звучит от зари до зари. Травою украшены степи — ее не топтали цари, ведущие толпы номадов, лишь дикие звери бегут. Лягушек ночные рулады разбудят болотистый пруд. Лесов неприступные стены, где с кедром соседствует ель; цветение слив белопенных, прекрасной малиновки трель в ушах сладкозвучие точит и звонкий рисует узор. Слетит огнегрудый комочек на трав полноцветный ковер. И в небе погаснет не скоро Луна, где живет селенит — она освещает просторы, лучами в ночи серебрит. Весна перед новым рассветом моргает ресницами век, не зная, что с этой планеты исчез навсегда человек…
Во рту с отвратительным вкусом, едва оценив красоту, владыка державы тунгусов проснулся в холодном поту. Подругу решил не тревожить… Сбежала! Пусянь возмущен. Цыгане убрались в Камбоджу, а может куда-то еще, в индийские джунгли и кущи, где Новый не знают Завет. Вернемся к проблемам насущным. Пусянь собирает совет.
— Британцев осталось немного.
— Довольно. Щадить христиан. Живых приготовить в дорогу. Приказ — переплыть океан. И в новом особом законе об этом сказать напрямик: «Рабов для бохайских колоний послать на другой материк». Пускай ужаснут океаны, где чайка над морем кричит, английских рабов караваны! Для спин приготовьте бичи! Остатки мятежников горных в колодки забить молотком. Работайте, саксы, упорно — ведь солнце еще высоко! Пусть каждый узнает — отныне, навеки, почти навсегда Британия стала пустыней, в руинах лежат города. Как будто на теннисном корте последний закончился сет. Ослепшие глазки Линортис глядят с укоризной в ответ. Спросите у волка на пашне, что скоро отходит ко сну — спросите у мертвых и павших, кто выиграл эту войну?!