Я пожала плечами, отбивая пальцем «там-падам» по затянутому рабицей забору Кизли, пока шла.
— Не знаю. Хотел доказать, что он знает что-то, что не известно мне? Джи сказала тебе, что сошлась с молоденьким пикси?
— Что?!
Его крылья замерли, и мои пальцы взлетели вверх вместе с содержанием адреналина в крови, но он взял себя в руки прежде, чем рухнул в мою ладонь. Дженкс парил, и его лицо было воплощением отцовского ужаса.
— Трент? — пискнул он. — Это Трент тебе сказал?
И когда я кивнула, он повернул свой взгляд на цветники перед домом, которые светились ухоженностью, даже несмотря на осень, что указывало на присутствие пикси.
— Милостивая матерь Тинки, — сказал он. — Я должен поговорить с дочерью.
Не дожидаясь моего ответа, он рванул вперед, но неожиданно застыл у забора. Взлетев на несколько дюймов выше, он выдернул из кармана красную пиксячью бандану и завязал ее вокруг лодыжки. Это была пикси-версия белого флага: он гарантировал добрые намерения и обещал не браконьерствовать. Дженкс никогда не надевал ее раньше, когда бывал у дочери, и радость узнать о ее замужестве отдавала горечью. Его крылья отливали мрачным синим, и он направился вокруг дома к внутреннему дворику, где Джи сосредоточила свои усилия по садоводству.
С чуть заметной улыбкой я подняла руку, приветствуя Кизли, открыла калитку и вошла во двор.
— Привет, Кизли, — крикнула я, разглядывая его с новым интересом, рожденным знанием его истории. Пожилой чернокожий мужчина стоял в центре своего двора, его дешевые кроссовки почти утопали в листьях. Джинсы были выбелены ноской, а не искусственно состарены «варкой», рубашка в черно-красную клетку-шотландку казалась на размер больше, и, наверное, была куплена где-нибудь на распродаже.
Его лицо испещрили морщинки, и теперь выражение лица мужчины читалось с легкостью. Оттенок желтого в его карих глазах мог бы меня обеспокоить, но Кизли был вполне здоров для своего пожилого возраста и артрита. Я могла бы сказать, что когда-то он был высок, теперь же мои глаза были прямо напротив его. Возраст сурово обошелся с его телом, но не коснулся разума. Он был мудрым пожилым соседом, и только он мог дать мне совет так, чтобы не вызвать во мне бурю негодования.
Но его руки мне нравились больше всего. Я видела, как он проживал в них свою внутреннюю жизнь: темные, тощие, с жесткими шишками суставов, но не боящиеся работы, способные пробуждать заклинания, зашивать вампирские укусы и держать пиксенят. Все это он делал на моих глазах, и я доверяла ему. Даже если он изображал из себя не того, кем был. Но мы все такие, не правда ли?