– Нам с вами легко об этом рассуждать, – вздохнул Бобров, – говорю же, моя племянница повесилась…
– Ой, извините… Да, я тоже знаю немало случаев, когда девушки поступали подобным образом. Это ужасно…
– Можно, я выскажу одно свое предположение?
– Конечно!
– Я уже не раз повторял, что вас в этой истории привлекает… романтизм. Полагаю, что и ваши книги также наполнены этим привлекательным для читателей, особенно для женщин, чувством… Вы ведь и Надежду Агренич в душе давно оправдали именно из-за того, что сочли ее поступок как бы проявлением некой болезненности, связанной с сильнейшими любовными переживаниями, так?
– Да, вы правы…
– Думаю, что здесь, у нас, вы набрались чисто внешних впечатлений, как бы посмотрели на декорации вашего будущего романа, а всю глубину отношения Агренич и ее бывшего возлюбленного станете строить все же исходя из вашей фантазии и личного опыта… Ну, быть может, кое-что об этой их любовной драме вам рассказала ее мать.
– Да, вы правы. Это и мне интересно, и, думаю, читателям. И, как вы правильно заметили, особенно женщинам. Любовь – это вообще удивительная и очень интересная тема! И что касается романа Надежды и Егора, то здесь для меня, как для писателя, есть кое-что особо привлекательное… Детали, детали… Вот, к примеру, взять историю их знакомства. Ведь Егор и сам – натура романтичная, восторженная. Вероятно, в свое время он увлекался живописью импрессионистов, был знаком с творчеством Ренуара и, увидев в первый раз Надю, нашел в ней удивительное сходство с ренуаровским портретом одной девочки, Жюли Мане… Он так и сказал ей при первой их встрече. А если учесть, что Надя никогда не считала себя красавицей и постоянно находилась как бы в тени своей красивой подруги Стеллы, то эту схожесть с портретом она восприняла как дорогой комплимент…
– Она что, действительно так похожа на эту девочку?
– Да, похожа… Мне и мать ее показывала этот портрет, но, странное дело, ее на этом портрете интересовала прежде всего кошка… несчастная женщина!
– Схожесть с портретом… Да, действительно, это можно как-то обыграть, – задумчиво произнес Бобров. – Хотя сейчас – если предположить, скажем, что Надя жива и здорова, – она вряд ли уже походит на эту девушку…
– Вы полагаете, что я собираюсь ее разыскивать с помощью этой детали? Вообще-то у меня есть Надины фотографии, их дала мне ее мать.
– Да дело-то не в том, чтобы вы знали ее в лицо! Возможно, пройдя через множество испытаний и каким-то образом устроившись в этой жизни, Надежда все же не забыла свою первую, сильную любовь – я имею в виду Егора – и в память о ней захотела, чтобы в ее комнате висела репродукция того самого портрета. Или же вообще – копия.