— Не знаю, что и думать, — в замешательстве пробормотал Гардинер. Он был убежден, что два свидетельства были будто копиями… Чертовщина какая-то.
— Вот линия дна, — продолжал Бутилье. — Плевать, кто это был: Кинко-клоун, Хуберт-«счастливчик» или просто парень на ходулях. Но если мы упомянем это на процессе, их адвокат выиграет его до того, как он начнется. Он скажет, что парочка этих свежепостриженных маленьких ягнят в новых костюмчиках случайно — в шутку! — столкнула этого педераста Меллона с моста. И отметит, что после падения Меллон остался жив: у него будет два свидетельских показания — Анвина и Хагарти. Его подопечные не совершали убийства, о нет! А убил его псих в клоунском наряде. Вот как это будет выглядеть.
— Но Анвин в любом случае расскажет это.
— А Хагарти не станет, потому что он понимает. А без Хагарти кто поверит Анвину?
— Мы поверим, — с убежденностью, удивившей его самого, произнес Гарольд Гардинер, — потому что уж мы-то не скажем.
— О силы небесные! — вскричал Бутилье, воздев руки вверх. — Они убили его! Они не только сбросили его с моста. У Гартона нашли нож, а на теле Меллона 7 колотых ран, включая одну в левом легком, а две в области мошонки. Они нанесены ножом Гартона. У него сломано 4 ребра: след медвежьих объятий Дьюби. Так, теперь следы укусов: на руках, на левой щеке, на шее. Я считаю, что это Анвин и Гартон, но эта пара в суде может заартачиться. Ну и что из того, что у него не хватает большого куска на правой руке. Возможно, один из них получал удовольствие, прокусывая до кости. Готов держать пари, что это Гартон, хотя это и недоказуемо… Еще у Меллона не хватает мочки уха.
Бутилье замолчал, свирепо уставившись на Гардинера.
— Но если мы впутаем в эту историю клоуна, мы не закончим этого дела никогда. Тебе этого хочется?
— Нет, я же сказал тебе.
— Парень был тот еще фрукт, но он никого не задевал, — продолжил помощник прокурора. — Он любовь крутил, хиханьки-хаханьки, а трое этих дубов в тупорылых ботинках эту любовь зарыли. Нет, мой друг, я превращу их в дерьмо, а если случайно прослышу, что кто-то в наших краях подставляет жопу, пошлю открытку, что знаю, мол, кто ему может из местных помочь.
«Убедительно, — думал Гардинер, — очень убедительно для обвинительной речи, почти так же, как и вся твоя карьера за эти два года». Но он промолчал, потому что ему не в меньшей мере хотелось, чтобы трех подонков осудили.