— Давайте начистоту, — сказал наконец старший инспектор. — У госпожи Ливингстон был любовник?
— Я не вправе касаться личной жизни женщины, которую уважаю, — сухо ответил Хиклс.
— Еще один вопрос, — продолжал сэр Малькольм. — Зачем доктор Келли омыл Ливингстону лицо, раз вопреки его собственному утверждению на переднике не было никаких следов огня?
— Досточтимому Дину не хотелось, чтобы кто-то заметил следы от карандаша, которым Джон подводил себе брови. Он человек старомодный и не хотел, чтобы кто-то догадался о нравах нашего друга. Вот он и попросил брата Келли омыть Джону лицо, чтобы от его «красоты» не осталось и следа.
Форбс пометил у себя в блокноте: «Сложные нравы. Надо быть готовым ко всему».
— Господин Хиклс, вы станете следующим досточтимым ложи тридцать-четырнадцать? — спросил сэр Малькольм.
— Конечно, нет! Я понимаю, пришел мой черед, к тому же я принадлежу к высшим градусам, но у меня столько дел, что, боюсь, мне не хватит времени…
— Можно узнать, какие именно высшие градусы вы имеете в виду?
— Рыцаря Храма, Мальтийского рыцаря… Кроме того, у меня восьмой градус в Обществе английских розенкрейцеров… Возможно, все эти титулы кажутся вам устаревшими. Однако под ними кроется традиция. А я связан с нею накрепко.
— И все же вы человек современный, — заметил сэр Малькольм.
— Традиция и современность нередко прекрасно уживаются.
— Раз уж мы заговорили о традиции, — продолжал благородный сыщик, — не кажется ли вам странным устройство ложи тридцать-четырнадцать? Уж больно необычно у вас сочетаются офицерские должности. Кто-то принадлежит к «Уставу Усовершенствования», как привратник с покрывающим, другие, если я правильно понимаю, к континентальному шотландскому уставу, как, например, оратор. Считаете такое сочетание в порядке вещей?
— Ничуть! Эта идея, несколько, впрочем, сумбурная, принадлежит Досточтимому Дину, — ответил Хиклс. — Он считал, что такое смешанное сочетание лучше всего подходит к исследовательской ложе, как у нас.
— А вы сами как считали?
— У меня было другое мнение, но, простите, если у вас больше нет вопросов… Поймите, у меня много дел…
— Еще вопрос, последний, — сказал сэр Малькольм. — Расскажите вкратце о господине Джоне Кертни?
— Кертни? Чем же он вас заинтересовал? К тому же в тот вечер его не было в ложе!
— И, тем не менее, он нас интересует, — настаивал благородный сыщик. — Так кто же он такой, этот ваш Кертни?
— Ну хорошо, он международный торговый посредник и, кроме того, работает на нашу компанию.
— И потому постоянно разъезжает…
— Вот именно.
— Простите, но я что-то недопонимаю. Когда мы спрашивали о нем госпожу Ливингстон, она уверяла, что господин Кертни знаменитый пианист.