— Пренеприятная смерть, не правда ли?— понимающе проговорил Кахха.— Но она вполне достойна подлых заговорщиков. Когда я выдворил тебя из Аргаима, они пытались поднять бунт, дабы свергнуть меня — законного наследника моего великого отца Колаксая! К счастью, Заркум вывел эту шайку на чистую воду. Увы, большая часть мятежников-кемеров скрылась в Рипейских горах, Но рано или поздно мы выкурим их оттуда — и тогда уставим столбами дорогу вплоть до Кангхи и Согарии! Я изведу это племя бунтарей, так похожих на тебя, Конан! Но ты можешь не переживать — тебя и твоего дружка, чье сходство со мной я признаю бесспорным, ждет другая смерть, более изысканная... Приступайте!
И Кахха небрежно махнул рукой. Тотчас же на площадку стражники вытолкнули избитого и окровавленного юношу. Черноволосая голова его моталась из стороны в сторону.
— Этого мы приберегли на закуску!— пояснил Кахха.— Он поможет вам получить представление о том, что вас ждет впереди.
Он щелкнул пальцами. Тотчас стражники задули все факелы, кроме одного, и в зале воцарилась полутьма. Люди на трибунах замолчали, напряженно ожидая чего-то необычайного. И неожиданно площадка начала проваливаться вниз, очень плавно и медленно. Вместе с ней спускался вниз связанный по рукам и ногам юноша. И вскоре он уже с головой опустился в открывшуюся яму.
К яме торжественным шагом подошел Заркум, облаченный в переливающуюся охряную тогу. За ним шли два жреца в пышных одеяниях, и с трудом несли большое, выпуклое и прозрачное, округлое стекло. Конан обратил внимание на то, что рука одного из жрецов, просвечивая сквозь стекло, невероятным образом искажалась и казалась несуразно большой. Странное стекло обладало непостижимой способностью увеличивать размеры предметов...
Жрецы осторожно опустили свою прозрачную ношу и, как крышкой, накрыли ею яму, где сидел злополучный пленник. Края ямы оказались вровень с кромкой стекла и те их дополнительно скрепили металлической полосой. Теперь юноша оказался, под стеклянным колпаком.
Среди публики, которая, вьггянув шеи, разглядывала происходящее внизу, раздался смех. И, действительно, подпав под увеличивающее действие стекла, обреченный юноша выглядел как нельзя более комично. Голова, уши, нос, глаза, руки, ноги — все исказилось, увеличилось до гротеска. Заунывный, леденящий душу голос Заркума моментально оборвал смешки в зале:
— О, Великий Уту! Уту Огненноокий, Уту Безжалостный, опаляющий землю своим знойным дыханием! Ты испепеляешь все живое своим божественным взглядом! Цветущие сады превращаются в выжженные пустыни, полноводные реки — в иссохшие трещины в земле, измученной жаждой! А долгими зимами покидаешь ты нас и глядишь издалека равнодушным и холодным взглядом, и нет тебе дела до страданий людей, дрожащих от лютого хлада! Не гневись, о, неумолимый Уту! Дай нам теплое и влажное лето, дай нам мягкую зиму! Смилуйся над недостойными рабами и прими зту жертву!