Свет факела, нестерпимо яркий для привыкших к темноте подземных жителей, давал воину неоспоримое преимущество, без которого ему нечего было бы и надеяться совладать с такими ордами. А так победа казалась уже близка... Но вот, упоенный битвой, Конан сделал неверный шаг — под ногу ему попалось скользкое, изрубленное тело уродца, и, не удержавшись, варвар рухнул навзничь, ударившись затылком о камни. Факел выпал из его руки и, угодив прямо в лужу крови, растекшуюся под ногами Конана затрещал, зашипел и... наступила тьма.
Мгновенно вскочив и кляня себя за неосторожность, киммериец увидел, как в объявшей его зеленоватой полутьме вспыхнули кровавым, торжествующим светом глаза монстров. Мрак был теперь на их стороне — и все его боги и демоны, воплощавшиеся в том первобытном ужасе, который всегда гнездится в потаенных уголках человеческой души, извечном страхе перед темнотой и ее порождениями. Ужас шевельнулся в сердце Конана, но он подавил его и, взяв топор наизготовку, принялся ждать. Теперь он знал, что проиграет,— во мраке зажигались все новые и новые красные точки — порождения бездны лезли из каких-то неведомых дыр и лазов, и их становилось все больше.
Киммериец решил дорого продать свою жизнь. Не мешкая и не пытаясь оттянуть неизбежное, он отчаянно взмахнул топором, сразу потушив несколько зловещих угольков...
Битва шла в полном молчании, прерываемом лишь шумным дыханием киммерийца и короткими предсмертными воплями тварей. Но монстры все наступали, целые ряды их, как трава под косой, ложились под ноги Конана, но тьма извергала из своего чрева все новые отряды. Под их натиском Конан отступил прямо к саркофагу,— благо, теперь ему не надо было опасаться за тыл, а зеленый свет, излучаемый прозрачными стенками таинственного гроба, облегчал схватку.
И все же силы Конана были на исходе. Киммериец ослабел от многочисленных ран, полученных им этой ночью. И в этот момент в разгоряченной голове варвара мелькнула новая мысль, и он ощерил белые зубы в недоброй волчьей усмешке. Что ж, пусть он погибнет в этой неравной битве, но напоследок он отомстит этим тварям. Да! Уничтожить самое дорогое, что у них есть,— это будет хорошая месть за Эйю, Акулана и за него самого! И, размахнувшись, Конан изо всех сил ударил топором по саркофагу.
Монстры возопили в отчаянии и, застыв на месте, в ужасе наблюдали, как киммериец продолжает наносить удар за ударом, безжалостно круша зеленую твердь их святыни. Казалось, страх парализовал их, Они даже не пытались помешать святотатцу.
Раздался звук, напоминающий звон битого стекла,— саркофаг разлетелся на куски, не выдержав бешеного натиска киммерийца. Но мумия, заключенная в нем, вместо того чтоб распасться в прах, неожиданно шевельнулась.