— Ну, все.— Правитель нетерпеливо махнул пухлой, в ямочках, как у младенца, рукой.— Ты можешь идти, Ишпак. Тебя достойным образом наградят!
Низко поклонившись правителю, военачальник удалился из пышно убранных покоев, так резко отличавшихся от аскетичной и мрачной конуры подлинного повелителя Страны Городов. А Шульга облегченно вздохнул и, по-щенячьи повизгивая, стал неуклюже барахтаться в ванне, игриво похлопывал по попке прекрасную Нэркес...
***
... Когда короткая летняя северная ночь накрыла беззвездным пологом спящий Аргаим, в дом военачальника Ишпака явился наголо бритый невольник-аргиппей в медном ошейнике. Без лишних слов Ишпак с головой укутался в широкую, меховую накидку и последовал за рабом привычным маршрутом.
Огромное, помпезное здание правительского дворца смутно белело перед ним в темноте, соединенное со стенами цитадели и с Зиккуратом Уту десятками внутренних переходов. Ипшак знал, что под землей вся эта система соединена еще, по меньшей мере, сотней ходов. Поэтому, войдя в рощу, густо разросшуюся вокруг дворца, он сразу же привычно свернул к стене, вслед за рабом,— и вскоре исчез в кустарнике, надежно скрывавшем потайную дверь. Пройдя по длинному, темному коридору, лишь кое-где освещаемому тусклым светом жировых светильников, Ишпак очутился внутри дворца, в его левом крыле. Затем последовала анфилада пустынных залов, и, наконец, он очутился в небольшой темной комнате.
Из двери напротив ему навстречу неслышно скользнула Нэркес и обвила руками задрожавшего от похоти полководца. Утробно рыча, Ишпак по-звериному набросился на ее прекрасное тело, и они покатились прямо по полу, устланному мягкими барсиными шкурами. Раб-аргиппей бесстрастно наблюдал за их жадным соитием, стоя у дверей, неподвижно, как статуя. Опасаться того, что кто-либо пронюхает о происходящем здесь, было нечего. У невольника был вырезан язык.
Утолив страсть, Ишпак приподнялся на руках над изогнувшейся в истоме куртизанкой. Торжество, смешанное с обожанием, светилось в его взоре.
— О, моя богиня!— прохрипел он, тяжело дыша.— Ты доведешь меня до безумия! Я готов был искромсать в жирные клочья этого ублюдка, когда он слюнявил твое прекрасное тело! Какая это мука — видеть тебя в объятиях этого выродка!
— Потерпи еще немного, милый!— звонко рассмеялась Нэркес,— Недолго мне осталось выносить ласки этой свиньи. Жирный дурак сейчас дрыхнет на своих перинах и видит чудесные сны. Он так пристрастился к соку лотоса, который я подмешиваю в его питье за ужином, что можно легко убить его, если я прекращу давать ему зелье. Он умрет через несколько дней в страшных мучениях, так и не узнав причины своей гибели!