— Кхару, кхару! — впервые услышала Гизелла хоть что-то, похожее на слова.
Она не знала, действительно ли это что-то осмысленное, или просто так случайно сложились звуки.
— Кхару мора! — взвизгнула женщина.
Определенно, слова, решила Гизелла. И тут мужчин как будто прорвало. До этого молчавшие, они вдруг наперебой разразились быстрым бормотанием. Постепенно разрозненные голоса слились в хор. Ритм то нарастал, то замедлялся, не слагаясь в мелодию, но завораживая. Это было удивительно. Слушая хор, Гизелла позабыла, что это голоса грязных пещерных дикарей. И вдруг осознала, что понимает слова. Это был древний язык, на котором проводились службы в храме Вина и Крови. Он был искажен, и, к тому же звучал в весьма необычном месте, и при необычных обстоятельствах, вот поэтому Гизелла не сразу распознала его.
«… и увидел прекрасную женщину вместо безобразной твари. Приблизился к ней и узнал в ней свое творение. И тотчас возжелал ее, предстал перед ней и соблазнил ее. Ибо не может ни одна земная женщина противостоять чарам небесного бога. Вошел в нее глубоко, как змея входит в нору. И от него родила она девять сынов. Девять мужчин, прекрасных, как сама, и сильных, как он».
Потом они принялись повторять фразу: «Вошел в нее глубоко, как змея входит в нору» и стали касаться ног Гизеллы. Она задрожала от отвращения.
Над ее головой протянули веревку, и на этой веревке она увидела один из кожаных чехлов, составлявших одежду дикарей. Прикосновения к ногам стали более продолжительными и влажными. Запах возбужденных мужчин стал гораздо сильнее. К первому чехлу присоединился второй.
Палка матери племени снова свистнула в воздухе, сбивая каплю.
Хор мужчин все быстрее и быстрее произносил фразу: «Вошел в нее глубоко, как змея входит в нору». Слова слились от быстроты в бессмысленный тревожный гул.
На веревке появился третий чехол.
Сердце Гизеллы билось, как у зайца, убегающего от тигра, вот-вот готовое вырваться из груди, когда она вдруг руг услышала знакомое рычание.
— Твари! — раздался голос Тахора. — Ублюдки! Эта дева — моя!
Гизелла даже обрадовалась этому голосу. Лучше смерть, чем позорная жизнь матери пещерных дикарей!
Послышались звуки борьбы Они, то отдалялись, то приближались. Вопли дикарей были не менее громкими, чем рычание Тахора.
Гизелла увидела тень руки, а потом и саму руку с жутким костяным ножом с зазубринами. Нож в темных разводах, не иначе от крови, был занесен над ее лицом. Гизелле хотелось закричать, она зажмурилась и сильно дернула головой — и в этот момент нож опустился.