— Эта стройка все силы вытянет, — сказала как-то бабушка и печально покачала головой. — Ни купить, ни достать...
Мать только вздохнула.
Жили мы тем, что приносил огород, и, наверное, помогать Терентию Ивановичу было просто нечем, но бабушка с матерью все что-то подсчитывали, прикидывали, и ухитрялись выгадать десятку-другую. Через три года родился и второй сын, а дом все еще не был закончен. И постепенно от всех этих разговоров о кирпичах и деньгах, от мыслей о том, что дядя не может приходить к нам, будучи постоянно занят, я возненавидел даже само слово «стройка». Теперь-то я понимаю, что у Терентия Ивановича не было другого выхода; он должен был поставить дом, поскольку обзавелся семьей, что ему было тяжело, и он, стараясь вырваться из нужды, трудился день и ночь. Ему было не до нас, рассчитывал он только на себя: помогать было некому. Наверное, живя так и работая, он огрубел, озлился; и, когда он появился в деревне, я не узнал его: он поминутно ругался, был каким-то беспокойным и говорил только о стройке — о крыше и наличниках. Меня он, казалось, даже не заметил, не спросил ни о чем, как бывало прежде, и, поговорив с бабушкой, вскоре ушел.
— Ну, я пошел!
И сердито, безнадежно махнул рукой
Наверное, ему снова нужны были деньги.
Прошло еще несколько лет. Терентий Иванович достроил кое-как дом, но тут ему снова пришлось заниматься стройкой: моя мать ушла из деревни, стала работать на станции и взяла участок. Терентий Иванович приходил после работы, копал яму под фундамент, а потом мы с ним вместе и сложили его. Я подносил кирпичи, колотил раствор, а Терентий Иванович пригонял кирпич к кирпичу. В один летний день собралась толока, и к вечеру стояли стены, и к осени, поставив стропила и кое-как укрыв, мы перешли в незаконченный дом. С нами жила и бабушка, потому что времянка грозилась вот-вот упасть. Огород остался за бабушкой, и это нас спасало, потому что денег не хватало, а разговоры остались прежние: о горбылях, о досках и о том, что надо выплачивать взятую ссуду. Мать моя, кроме основной работы, бралась стирать белье кондукторскому резерву, и от этой бесконечной стирки в доме было сыро от пара; ей почему-то всегда не везло: или же белье пересыхало, или же, наоборот, долго не сохло, а бывало, что падало с веревок на землю, когда она развешивала на улице, и приходилось стирать заново. Деньги за эту работу были небольшие, и у нас по-прежнему где-то не хватало, рвалось и никак не получалось. Впрочем, так жило тогда большинство.
Дом Терентия Ивановича стоял на другом краю поселка, и я часто наведывался туда, но, когда бы я ни приходил, дяде было не до меня: он то пилил, то строгал, и все достраивал, пристраивал, ругаясь часто и зло и покрикивая на сыновей, которые, как ему казалось, не слушались. Он даже курил торопливо, нервно... Постепенно я понял, что оказываюсь всегда некстати. И стал заглядывать все реже, а после того как однажды он ударил старшего сына, перестал ходить вовсе.