Рассказывать он любил и, случалось, договаривался до таких небылиц, что никто не верил, но все смеялись, и не над байками, а над самим Васильичем, который, веселя нас, изображал в лицах. Умел представить даже таракана, который выползал якобы на стол перед прилетом самолета. Это уж ни в какие ворота не лезло, потому что о прилете не всегда могут сказать даже диспетчеры в приличном аэропорту, что говорить о таракане. Но Васильич настаивал и в качестве примера рассказывал другую историю. Мы ждали доказательств, после забывали, а когда, спохватившись, говорили об этом Васильичу, он с удивлением смотрел на нас, разыгрывая непонимание.
— Ну как же! — восклицал он. — Как же не доказательство! Самое что ни на есть доказательство: вечером посадочные знаки пропали, а утром появились, я проснулся — возле порога козы пасутся.
— Пусть и так, — не сдавался кто-нибудь, — но таракан-то при чем? J
— Ну, таракан, — неохотно тянул Васильич, — он, ек-мотылек, ни при чем. Но зато, скажу вам...
И начиналась третья история, которая не имела отношения ни к первой, ни ко второй — все было жизненным, исполнялось в лицах, и с непременным «ек-мотылек!». Единственным человеком, который спокойно воспринимал рассказанное, был наш бортмеханик Комаров. Мы его звали Комар: он постоянно ворчал, на земле и в воздухе. И, попривыкнув, мы воспринимали его ворчание как жужжание комара. Больше того: если он замолкал, казалось, что-то не так в пилотской, и наш командир, бывало, толкал задремавшего механика и говорил:
— Пожужжи немного!
Комар сердился за то, что его потревожили, начинал говорить о тяжелой судьбе механика, который раньше всех приходит и позже всех уходит...
Этого мы и ждали.
В своем ворчании Комар оказывался всесильным: именно оно заставляло заправщиков подгонять бензин к самолету, приводил техника, которого часто днем с огнем не разыщешь. А однажды, когда нам не досталось места в гостинице, наш механик деликатно отодвинул плечом командира и стал жужжать на ухо дежурной — стоит ли говорить, что через пять минут она сдалась и протянула Комару ключи от номера. Но даже Комар не знал Карло Джибладзе, который жил в Батуми, а вот Васильич знал и рассказал нам, что Карло летал на ЛИ-2, трудился в своем саду, где росли мандарины, виноград, любил посидеть с друзьями и для этого соорудил в тени стол и две прочные лавки. Помню, меня больше всего удивили эти лавки — откуда бы Васильичу знать о них, тем более что от его горного аэродрома до Батуми больше двух тысяч километров. Если даже на самолете, то лететь и лететь... Но вот же — знал и описывал так, будто сам гостил у Карло, видел и виноград, и бочку с дождевой водой, сидел за столом и слушал грузинские песни.