И командир дивизиона, с трудом сдерживая себя, говорит с откровенной неприязнью:
— Считайте, что вступили в должность… Сейчас идем в бой, значит, разговоры придется отложить. — И тут не смог сдержать раздражения: — Быстро же вас прислали.
— Разве это плохо? — будто не заметив настроения комдива, спросил старший политрук.
Командир дивизиона круто повернулся и зашагал по мосточкам, поскрипывающим и прогибающимся под его тяжестью. Когда перешагивал через леера, заметил, что старший политрук прыгнул на соседний катер. Это понравилось, но он откинул воротник полушубка и постарался не думать ни о смерти Павла, с которым бок о бок воевал полтора года, ни о новом своем заместителе. Иначе и нельзя: впереди ночь работы на переправе через Волгу, впереди много рейсов в осажденный город, над которым висят осветительные бомбы, на подходах к которому враг встретит дивизион снарядами, минами и пулеметными очередями. Главное сейчас — выполнить задание, а личное… Эх, Павел, Павел… Что ж, возможно, придется извиниться за грубоватый прием, если этот обиделся…
А произнес спокойно и властно, как всегда:
— Дивизиону сниматься со швартовых.
Командир катера-тральщика видел, как незнакомый старший политрук прыгнул на катер. Однако не окликнул его, не вышел из рубки, чтобы проверить документы: когда корабль отходит от берега, вся его команда стоит на своих боевых постах, а его личный пост — в рубке, рядом с рулевым. Кроме того, тот старший политрук только что разговаривал с комдивом, значит, начальство в курсе: военный корабль — не трамвай, куда запросто всякий прыгнуть может. Конечно, документы проверить надо будет, но это, успеется и чуть позже, когда катер отойдет от берега.
Однако старший политрук сам вошел в рубку, протянул раскрытое удостоверение и сказал:
— Старший политрук Векшин. Новый заместитель комдива по политчасти.
Голос у него спокойный, чуть бархатистый.
Мичман включил фонарик, прочел удостоверение, потом перевел луч на лицо старшего политрука. Точно, как фотокарточка: зачесанные назад с висков волосы, серые глаза и круглые, налитые щеки. Только ямочек сейчас на них нет, как на фотокарточке. Видать, хорошее настроение было, когда фотографировался.
— Мичман Ткаченко, — в свою очередь представился командир катера. — Особые приказания будут?
Векшин сейчас не намеревался вмешиваться во что-либо, он искренне считал, — ничто так не вредит любому делу, как обилие начальников; в этом имел возможность убедиться, когда сам еще был матросом. И потому ответил:
— Действуйте так, будто меня здесь нет.