Злые люди ушли, родная.
В мире снова покой, тишина.
Только ты спи, дорогая.
Пусть все погибнет – не твоя вина.
Четкий ритм стихов чуть сбился, допуская фальшь, от чего последние строки окрасились в мрачное зарево предсказания:
Не ты послушно убивала чувства,
Ты так сражалась, как могла.
Кровь, слезы намешала густо,
Но не вступила в бой, когда явилась мгла.
– Неправда! – закричала Дриана, силясь разорвать путы спеленавшего ее голоса, не слыша себя в грохоте разбушевавшегося океана, – Я никогда не кривила душой!
– Даже сейчас ты осмеливаешься утверждать подобное, – женский голос мягко покачал ее на ряби недоверия, – Ты не смеешь взглянуть в лицо судьбы, прячась за повседневностью и мелочами жизни.
– Зато я не нападаю из-за спины, предательски скрываясь под покровом ночи, – Дриана, неожиданно для себя, перешла в глухую оборону, отказавшись от фактов реальности. Где-то в глубине ее поднималась всепоглощающая волна тошноты. Вокруг бушевал настоящий ураган ненависти с эпицентром – тоненькой фигуркой, затянутой в белый шелк. Судорога боли скрутила атлантки нутро, резким ударом отозвавшись в висках. В затылке вдруг образовалась пугающая пустота и легкость, будто что-то исчезло.
– Приди ко мне, – вкрадчиво вплелись хрустальные нотки крика чаек в какофонию звуков отчаяния, – Только ты и я. Час близится… Я одержала первую победу.
Темнота сгустилась, приняв уродливые размытые очертания женского силуэта, протягивающего изломанные линии пальцев к светлому пятну на берегу. Щемящее ничто в глубине тела императрицы, усилилось, отнимая последние скудные силы несчастной. Словно вновь вернулись времена, проведенные в заточении у Хозяина, когда боль была единственным, что определяло существование. К счастью, забытье прекратило дальнейшие мучения императрицы. Женщина потеряла сознание.
Пробуждение было тяжким, как никогда ранее. Тягучий металлический вкус во рту, казалось, оставался последним ощущением в мире. Под закрытыми веками быстро мелькали непонятные образы, сплетенные из светотени и переливчатых форм невиданных созданий. Медленно, очень медленно, Дриана попыталась открыть глаза. Взор нехотя сфокусировался на черном пятне чьих-то волос.
– С ней все в порядке? – будто через вату до нее донесся приглушенный голос Леона.
– Опасность миновала, – подтвердил Эрик, бережно убирая с ее щеки прядку слипшихся локонов.
– Милая, тебе плохо? – глупо спросил муж, бесстрашно купаясь в слезящемся омуте наполненных страданием очей. Дриане с неожиданной силой захотелось вцепиться ногтями в это доброе лицо, разодрать его в клочья, чтобы Леон смог осознать, как ей больно. Император отшатнулся от силы ненависти, брызнувшей из души его любимой.