Не знаю, почему у Сипси не было собственных детей. Я не встречала человека, который любил бы детей больше, чем она. Все негритянки из Трутвилля оставляли ей своих ребятишек, а сами уходили на всю ночь веселиться. Знали, что Сипси позаботится о них наилучшим образом. Она говорила, что нет большего счастья, чем баюкать младенца. Могла всю ночь напролет петь колыбельную и качать ребенка, а то и сразу двоих, и просто умирала от желания иметь своего.
Однажды в ноябре, незадолго до Дня благодарения, - мама рассказывала, что был мороз, и деревья стояли голые, - так вот, Сипси наверху застилала кровати, и вдруг прибежала её подруга и, страшно волнуясь, выпалила, что там, на станции, одна девушка из Бирмингема отдает своего ребенка, и поезд вот-вот тронется.
Сипси со всех ног бросилась вниз и, как была, в легком платье, выскочила на улицу. Мама Тредгуд закричала ей вслед, чтобы хоть пальто накинула, но Сипси сказала: "Нет время, миз Тредгуд. Я должна взять это дитя!" Мама стояла у порога и ждала. Вскоре поезд отошел, и появилась Сипси. Она улыбалась от уха до уха, ноги у неё были в кровь ободраны о колючий кустарник, а в руках она несла толстущего и чернущего младенца, завернутого в салфетку с надписью: "Отель Дикси, Мемфис, Теннеси". Сипси объяснила, что эта девица возвращалась к себе домой и не могла показаться там с ребенком, поскольку её муж уже три года как в тюрьме.
Мы так и не узнали имя мальчика. Сипси сказала, что раз он появился с поезда, то пусть его зовут Джордж Пульман Пиви - в честь человека, который изобрел пульмановский вагон. Неизвестно, кто его отец, но наверняка он был гигантом, потому что Джордж вымахал до шести футов четырех дюймов11, а весил целых двести пятьдесят фунтов12.
Когда он был ещё совсем мальчишкой, папа Тредгуд взял его в свой магазин и обучил на мясника. Уже в десять лет он умел разделать свинью, и Сипси ужасно им гордилась. Она не могла бы любить его сильнее, будь он даже её собственным сыном. Часто обнимала его и говорила: "Милый, хоть ты и не родной мне, а все равно что мой".
Когда Большой Джордж угодил под суд, она каждый день ходила на судебные заседания, не важно, дождь на улице или солнце... А ведь ей тогда уже было под девяносто. Хотя по негру никогда не заметно, сколько ему лет.
Еще она все время пела. "В багажном вагоне вперед и вперед", "Утренним поездом еду я домой"... И всегда что-нибудь про поезда. Перед смертью она сказала Большому Джорджу, что ей приснился Иисус весь в белом, он был проводником поезда-призрака и приехал забрать её на небеса.