По мере приближения к Проспекту Величия, плотность пешего населения постоянно возрастала, машин же наоборот становилось все меньше и меньше – во время карнавала полеты над городом на высоте менее четырехсот метров запрещены, а над кварталами, где будет проходить праздник, вообще на любой высоте.
Немудрено, ведь здесь собралось столько народу!!! При всем при том, что шире улицы я в своей жизни не видел, она была забита до отказа людьми, и вплоть до горизонта простиралось это людское море. Достаточно шумное, надо сказать, но расслабленное и веселое. И что самое интересное, в толпе были намешаны представители всех каст. Они ходили, толкались и перемещались плечом к плечу без малейшей неприязни друг к другу.
И все были в образах, т.к. традиции всегда и везде превыше всего. Но людей из лириной касты всё же было немного.
– Когда же будет карнавал? – спросил я её.
– Сейчас начнется. Совсем немного осталось.
Минут через пять по толпе прокатилось восторженное 'О!'– верный признак того, что сейчас что-то начнется. Люди вставали на цыпочки, вытягивали головы и смотрели в конец улицы, откуда должно было начаться представление. Толпа зашевелилась, но пока ничего не появлялось. Вдруг какой-то ребенок закричал, указывая пальцем вверх:
– Смотрите!
Из поднебесья на большом изогнутом трехколесном велосипеде несся вниз человек. Под углом 90 градусов он летел прямо на нас. Все стали пятиться назад. Образовался круг, но человек, не долетев метров десяти до земли, с противным скрипом тормозов, остановился в воздухе и завис в том же положении, что и летел. Он сел на руль и оглянув толпу, весело помахал всем рукой.
– Левинс! – прокричал всё тот же мальчик.
Человек напоминал дядю Сэма, у него была та же козлиная бородка, правда, черная как смоль, усы, подвернутые кверху и черные-черные бакенбарды. Он был одет в ярко красный фрак. Н-да! Я впервые видел такую необычную смесь – Дядя Сэм и Мефистофель в одном лице.
– Добрые жители Гунбурга! – прокричал велосипедист, как в сказке сняв свой длинный красный цилиндр.
Его слова разнеслись над толпой, усиленные десятками динамиков. Народ ответил дружным криком.
– Я великий и несравненный, ежегодный и вечный распорядитель этого карнавала, – он сделал паузу, чтобы толпа заполнила её.
– Левинс Мунк! – толпа не заставила себя ждать.
– Да, Левинс Мунк, – он стал теребить свою бородку. – Я рад, что вы меня помните. Но любите ли?
– Да! – взвыл народ.
– Похвально, – немного удивленно молвил Мунк. – И что, вы готовы к празднеству?
– Да! – пронеслось над стотысячной толпой.